Владимир Першанин - Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов

Огненный язык хлестнул парня, насквозь прожигая одежду и кожу. От нестерпимой боли вырвался такой пронзительный крик, что механика выдернули одним рывком. Попытались схватить стрелка-радиста. Мелькнула ладонь с растопыренными пальцами, крик угас, а из квадратного люка выкатился клубок пламени.

Если экипажу этого танка в значительной мере повезло (спаслись три человека), то новый Т-34-85, который так берег капитан Болотов, вспыхнул от попадания в борт, не успев сделать ни одного выстрела из своей сильной 85-миллиметровой пушки. Боекомплект, семь десятков снарядов, взорвался через считаные секунды, не дав возможности никому из пяти танкистов выскочить наружу.

Если бы немец-майор рискнул подогнать свой хорошо вооруженный бронепоезд поближе, он бы добился куда большего успеха. Но расстояние в тысяча двести метров до ближнего танка оказалось далековатым для точной стрельбы.

Танки и самоходки, лавируя, открыли ответный огонь. Фугасные снаряды взрывались на насыпи, пролетали в опасной близости от бронепоезда.

– Ах ты, черепаха хренова! – орал комбат Болотов, не в силах видеть, как гибнут люди и танки.

Пересев за прицел, он вторым выстрелом угодил в наблюдательную площадку. Офицера-корректировщика вмяло, ломая кости, в железную стенку. Взрывная волна и осколки хлестнули по расчету спаренной пулеметной установки. Крупнокалиберный ствол вышибло из креплений, убило осколками унтер-офицера. Двое других пулеметчиков лежали, закрыв головы руками.

Чистяков уже развернул свою машину и, наводя орудие на цель, вызывал Авдеева:

– Степан, прижимайся ближе к насыпи! Ты меня слышишь?

Болванка, пролетевшая рядом, толкнула самоходку Чистякова волной сжатого, как резина, воздуха. Раскаленный снаряд выбил крошево щебня из покрытия дороги и закувыркался, оставляя в траве обугленный след.

Фугас, выпущенный Хлебниковым, тоже прошел мимо. Колесник заложил резкий вираж, и сержант не успел толком прицелиться. Суета первых минут уступала место быстрым, но осмысленным действиям командиров машин.

Танковый снаряд врезался в основание железнодорожной колеи, раскидав куски расщепленных шпал. Шестидюймовый фугас из орудия Авдеева поднял фонтан щебня на обочине, проломил крупным осколком стенку броневагона и сбросил со своих мест двоих артиллеристов.

«Тридцатьчетверки» стреляли азартно. Трехдюймовый калибр их орудий не мог на большом расстоянии нанести бронепоезду существенные повреждения, однако некоторые снаряды били в уязвимые места. Фугас угодил в тендер. Из пробоины выплескивалось дизельное топливо, следующее попадание могло вызвать пожар.

Тем временем снаряд 88-миллиметровки пробил броню одной из самоходок батареи Глущенко. Машина остановилась, были контужены наводчик и заряжающий, остальные тушили огонь. Командир бронепоезда не хотел упускать такую добычу и приказал добить тяжелую самоходную установку. Болванка врезалась в щебень дороги и, отрикошетив, огненным шаром ударила механика, оторвав обе ноги.

Умирающий сержант пережил свою машину на считаные минуты. Очередной снаряд, скорее всего кумулятивный, прожег боковую броню. Самоходка вспыхнула почти сразу. Сдетонировал боезапас, разорвав прочную броню. В пламени горевшей солярки исчез весь экипаж.

– Ну, сволочь, держись! – орал наводчик Хлебников.

Но у «черепахи» были опасные зубы. С бронеплощадки вели огонь все орудия и пулеметы. Густой веер трассирующих крупнокалиберных пуль хлестнул по десантникам, лежавшим практически на открытом месте. Одна из пуль угодила в голову бойцу, пробив ее насквозь вместе с каской. Удар бронебойной пули весом шестьдесят граммов сорвал каску, которая, бряцая, покатилась по щебню.

Бойцы, находившиеся рядом, видели выходное отверстие размером с пятак и затылок товарища, облепленный бурой массой. Двое-трое десантников, из молодого пополнения, вскочили, заметались.

– Всем лежать! – кричал, размахивая пистолетом, такой же молодой, как его подчиненные, младший лейтенант Архипов.

Трассирующие пули при солнечном свете были не видны, но младший лейтенант угадал очередь, летящую в него. Сделал движение, чтобы нырнуть в кювет, но удар в грудь, под правую ключицу, опрокинул его на спину.

– Ротного убили!

– Ранили, – расстегнув гимнастерку, сказал сержант. – Давай еще один пакет, грудь насквозь просадило.

– Санинструктора надо.

Стащив гимнастерку, перевязали рану. Архипов открыл глаза, хотел что-то сказать, но изо рта текла кровь.

– Санинструктор не поможет. Эвакуировать срочно в санбат.

Самоходка Авдеева вырвалась вперед и выстрелила с короткой остановки. Снаряд угодил в ремонтную площадку, прицепленную в голове бронепоезда. Там находились запасные шпалы, обрезки рельсов, инструмент, кран-стрела. Все это разнесло, раскидало по обочинам железнодорожного полотна, вместе с обломками высокой задней стенки, отчасти защищавшей передний броневагон.

– Уходим, – дал команду немецкий майор.

Он воевал с тридцать девятого года, был дважды тяжело ранен и не хотел больше рисковать. Русские пришли в себя от неожиданного удара, их ответный огонь делался все точнее, и дальнейшее промедление могло обойтись дорого.

Майор выполнил приказ обстрелять прорвавшуюся вражескую колонну и подбил три машины. У него имелась веская причина начать отход – пробило тендер, снаряды могли вывести из строя дизель. Остановить русских он все равно не сможет. Броня вагонов уступает танковой. Даже его командный пункт имеет лишь узкий броневой пояс, толщиной четыре сантиметра.

Хватит геройствовать, надо отступать. Наблюдатель насчитал четыре тяжелых самоходных орудия. Шестидюймовые снаряды русских «зверобоев» слишком опасны.

Командир бронепоезда в душе лицемерил. Четыре 88-миллиметровые зенитки с их точностью стрельбы могли бы потягаться с русскими самоходными установками. Уничтожить одну или две, а может, и все четыре.

Зенитки легко пробивали семь сантиметров брони «зверобоев», но не так просто было попасть в маневрирующие машины. А их экипажи дрались смело и не собирались уступать. Григорий Фомин дал команду на отход. Он не мог позволить себе терять и дальше танки и самоходные установки, необходимые для продолжения рейда.

Александр Чистяков, как и все, услышав команду, ответил: «Есть!», но в казеннике орудия уже находился снаряд, и отступать он не торопился.

– Уходим, комбат? – нетерпеливо спросил механик Колесник.

Стонал и вздыхал Вася Манихин. Стальная «черепаха» набирала ход, усилив огонь, чтобы избежать преследования.

– Уйдем, когда надо будет. Пусти, Федор.

Прежний Саня Чистяков, шустрый командир машины в батарее Пантелеева, крутил ручку наводки. Когда ахнул выстрел, экипаж невольно вздрогнул. Рядом, за компанию со старшим лейтенантом, выстрелил Степан Авдеев. Снаряды, выпущенные опытными артиллеристами, нашли свою цель.