Сергей Алексеев - Великие битвы великой страны

– Благодарю за службу, товарищи!

– Служим Советскому Союзу! – точно по уставу, дружно ответили ополченцы.

– Вольно, – сказал генерал. На Жулина одобряюще глянул.

Вместе с генералом приехали и два майора.

– Товарищ генерал, – шепчут майоры, – разрешите начать экзамен.

– Зачем же? – сказал генерал. – Считаю: экзамен принят.

Подошел и крепко руку пожал лейтенанту Жулину.

А потом и орден прислали Жулину. Жулину – орден. Солдатам – медали.

Важное дело – готовить войска к боям. Во многих местах: под Москвой, на Урале, в Сибири, в Средней Азии, на Дальнем Востоке – завершают войска обучение. Пройдет немного времени, и новые силы станут здесь, под Москвой, на пути у фашистов.

Шагает, шагает время. Не в пользу фашистов часы считают.

Военкомат. Приемная. Сидят люди. Ждут вызова к военкому. Это добровольцы, желающие записаться в народное ополчение.

В те грозные дни в народное ополчение уходили сотни и тысячи москвичей. Многие рвались тогда в ополченцы. Уходили целыми семьями. Из институтов – целыми курсами, с предприятий – целыми цехами. Запись в народное ополчение производилась прямо на фабриках, в учреждениях, на заводах и конечно же в военкоматах.

Сидят люди. Ждут приема. Рядом с другими сидит подросток. Посмотришь на него – ясно, что лет ему пятнадцать, не более. Тут же сидит старик. Посмотришь на этого, и ясно – лет шестьдесят ему, не менее.

– Сколько же тебе лет? – спросили другие, ждущие очередь к военкому, у подростка.

– Семнадцать, – ответил подросток.

Усмехнулись. Всем ясно – пятнадцать ему, не более.

– Точно – семнадцать, – уверяет подросток. – Даже чуть-чуть еще с хвостиком.

– Ну-ну! – рассмеялась очередь.

– Ну, а вам сколько же лет, папаша? – обратились люди теперь к старику.

– Сорок девять, – сказал старик. Добавил: – Даже еще неполных.

– Ну-ну! – и ему ответили улыбкой люди.

Дошла до подростка очередь. Прошел он в кабинет к военкому. Пробыл недолго. Вышел понурый. Ясно – не получился номер. Молод. Не взяли его в ополчение. Скрылся за дверью теперь старик. Этот пробыл там дольше. Разговор в кабинете был громкий. Всего люди не слышали, но отдельные фразы долетали сюда в приемную.

– Да я еще – ого-го! Я еще молодого заткну за пояс. – Это говорил старик.

– Не могу. Нельзя. Поймите. – Это говорил военком.

– Да я еще в Гражданскую войну ротой командовал, да я еще в первую империалистическую войну Георгиевский крест получил, да я еще в 1904 году под Мукденом с японцами воевал. – Это опять говорил старик.

– Понимаю. Понимаю. Но не могу. Не имею права. – Это опять говорил военком.

Наконец дверь открылась. Вышел старик. И у этого вид угрюмый. Много лет старику для того, чтобы записывать его в ополчение.

Ушли подросток и старик из военкомата. А на следующий день, когда ополченцы явились на сборный пункт, смотрят, а там в строю ополченцев уже стоят и вчерашний подросток и вчерашний старик.

– Вот это да! – поразились люди.

Правда, у подростка с ополчением так ничего и не вышло. Заметили его. Вернули назад мальчишку. Война не детское это дело. А вот старик так и остался вместе со всеми. Вместе со всеми и шел он в учебный лагерь. Тут же двигались повозки со снаряжением.

– Дедушка, – обращаются к нему ополченцы, – да ты хотя бы присел на одну из повозок.

Сердится старик, негодует:

– Какой я вам дедушка! – Вскинул голову: – Я – боец! Я – солдат!

Самым удивительным оказалось то, что ему было даже не шестьдесят лет, как предполагали тогда в военкомате другие, и даже не семьдесят, а целых восемьдесят. Как раз летом 1941 года восемьдесят лет исполнилось. Так что был он даже не столько дедушкой, сколько прадедушкой. Каким он чудом попал и удержался в ополченцах, так никто и не смог понять. Однако имя и фамилию его запомнили – Иван Иванович Резниченко.

Гошка, Витька и Алешка – три приятеля с Волхонки.

В дни обороны Москвы население города не только уходило в ряды ополченцев, не только помогало в сооружении оборонительных рубежей и укреплений. Все, кто мог, стали к станкам московских заводов. Жена заменяла ушедшего на фронт мужа, сестра – брата, старики – сыновей, подростки – своих отцов.

Круглые сутки, в три смены, работали московские заводы. Все, что необходимо фронту, выпускали тогда заводы: гранаты и мины, колючую проволоку и противотанковые «ежи», железобетонные надолбы, снаряды и другое вооружение, военное обмундирование и много-много другого военного имущества.

На одном из московских заводов и работали трое друзей.

Вот идут они с работы. Вот встречают их мальчишки. Все мальчишки на Волхонке обожают трех друзей. Вот кричат привет мальчишки:

– Здравствуй, Гошка, здравствуй, Витька! Здравствуй, Лешенька, привет!

Остановились ребята, улыбнулись:

– Нас не трое, нас четыре.

Сказали и пошли себе дальше.

Стоят мальчишки, смотрят подросткам вслед, поражаются:

– Где четыре? Как четыре?! Где четыре, если три!

Верно – трое идут ребят. Три спины. Три головы. Четвертой нигде не видно.

Через несколько дней снова мальчишки увидели трех друзей. Озорно кричат мальчишки:

– Здравствуй, Гошка, здравствуй, Витька! Здравствуй, Лешенька, привет!

Остановились ребята, опять улыбнулись:

– Нас не трое – целых шесть!

Сказали и пошли себе дальше.

Опешили вовсе теперь мальчишки, смотрят подросткам вслед, плечами худыми водят:

– Где же шесть, раз только трое?! Трое, трое! Где же шесть?

Снова прошло несколько дней. Вновь идут они с работы – три приятеля с Волхонки, три рабочих паренька – Гошка, Витька и Алешка. Вновь мальчишки на Волхонке отдают друзьям салют:

– Здравствуй, Гошка, здравствуй, Витька! Здравствуй, Лешенька, привет!

Остановились опять подростки, посмотрели на мальчишек и вдруг сказали (у мальчишек даже глаза вразлет):

– Нас не трое, девять нас!

Ухмыльнулись мальчишки, на лицах улыбки глупые – как же понять?

Не мучили долго ребята мальчишек. Достали подростки свои рабочие книжки. Показали. В книжках нормы, в книжках цифры, сколько сделано за день. Вот рябит в глазах от чисел. Вот еще графа – процент. Смотрят мальчишки: сто… сто тридцать… двести… триста.

– Ого-го! – зашумели мальчишки.

Пропали с лиц у мальчишек улыбки глупые.

Ясность теперь на лицах. Понятно любому и каждому – триста процентов, значит, работа здесь за троих. Смотрят мальчишки на трех друзей:

– Девять их, конечно, девять! Математика проста!

Улыбаются ребята. Приосанились ребята. Вот шагает по асфальту молодой рабочий класс: Гошка, Витька и Алешка – три приятеля с Волхонки. Три приятеля с Волхонки, лет военных пареньки.