Георгий Савицкий - Крылатый штрафбат. Пылающие небеса : сборник

— Группа, я — «Леопард», внимание: сохраняйте строй! Прикрывайте друг друга! Нас атакуют «охотники»!

Краснозвездные «яки» разбились на пары и стали маневрировать, стараясь держаться вместе. А немецкие летчики старались оторвать от строя самолеты и расстрелять их.

Две длинные стремительные тени с как бы обрубленными крыльями косо перечеркнули небо над фонарем кабины, мелькнули, мгновенно отпечатавшись на сетчатке глаз, черные кресты с белой окантовкой. Желтые коки винтов и законцовки крыльев растворились в нестерпимом сиянии солнца. Но на этот раз трассы пуль и снарядов прошли мимо.

Внезапно краснозвездный «як» старшего сержанта Туманишвили вырвался вперед машины Александра Волина. Истребитель заложил вираж, заходя в хвост ведомому «Мессершмитту-109» пары немецких «воздушных охотников».

— «Второй», немедленно вернись в строй! Держись своего ведущего!

Но истребитель Туманишвили в ответ лишь покачал крыльями. Приемник и передатчик радиостанции были установлены только в кабинах ведущих машин, у ведомых были только приемники. Так что ответить старший сержант Георгий Туманишвили не мог. Но покачивание крыльями было более чем красноречивым: «Прикрой — атакую!»

— Твою же мать! — Волин двинул сектор газа вперед и взял ручку управления на себя, догоняя самолет излишне горячего ведомого.

А тем временем Туманишвили открыл огонь по «мессеру». Старший сержант допустил самую распространенную ошибку, которая свойственна молодым пилотам: открыл огонь с большой дистанции. Но ему повезло: строчка трассеров пропорола правую плоскость немецкого стервятника. «Мессершмитт» дернулся в воздухе, но продолжил полет, перейдя в левый вираж. Як-1 старшего сержанта Туманишвили прочно сидел у него на хвосте. Длинная очередь прошла рядом с угловатой кабиной «сто девятого», однако немец переворотом ушел вниз, и молодой советский летчик последовал за ним. Это уже было грубой тактической ошибкой: немецкий истребитель был тяжелее русского и двигатель у него был мощнее. На пикировании Bf-109F4 мог уйти от любого истребителя.

И в этот самый момент ведущий немецкий истребитель атаковал Туманишвили. Снова рядом промелькнула зловещая тень с черными крестами. Огненные трассы изорвали перкаль на плоскости с красной звездой, вгрызлись в лонжерон крыла.

Но тут же атакующий «мессер» с разрисованным карточными мастями фюзеляжем нарвался на очередь «яка» старшего лейтенанта Волина. Запарив двигателем, Bf-109F4 отвалил в сторону и переворотом через крыло ушел со снижением. Лететь ему оставалось недолго: после того как из пробитого радиатора испарится вся вода, двигатель заклинит. А может, и взорвется. Поэтому немецкий летчик-истребитель и тянул изо всех сил к линии фронта.

— «Второй», немедленно вернуться в строй!!! — рыкнул в ларингофоны старший лейтенант Александр Волин. Истребитель Туманишвили пристроился за его правым крылом.

Дальнейший полет проходил спокойно, больше они, к счастью, «охотников» не встречали. Уже показалось блестящее зеркало Волги, на другом берегу великой русской реки жил и сражался героический город.

Приземлившись, истребители сразу же зарулили в капониры. Техники быстро закрыли их маскировочными сетями и свежесрезанными ветками.

— Пополнение, стройся! — гаркнул Волин во всю мощь легких, едва только спрыгнул с плоскости своего «яка» на пыльную землю.

Вчерашние курсанты выстроились в шеренгу.

— Старший сержант Туманишвили — два шага вперед!

Высокий черноволосый грузин отчеканил два шага и замер.

— Старший сержант Туманишвили, что я говорил перед вылетом о слаженности действий в паре истребителей? Повторить!

— Ни при каких обстоятельствах не разрывать пару. Не бросать ведущего… — На обычно смуглом лице Георгия Туманишвили проступила смертельная бледность.

— Почему вы при первой же опасной ситуации бросили своего ведущего?!

— Я… Я хотел сбить «Мессершмитт», ведь он сбил Яшку Лебедева!

— Что я говорил о действиях ведомого в паре?! — с расстановкой спросил Волин.

— «Ведомый — это щит пары!» Но я…

— Отставить! То, что погиб ваш боевой товарищ, сержант Лебедев, — это трагедия. Но он, будучи замыкающим в строю, проявил беспечность! А немцы поблажек не дают, запомните это! А вы, старший сержант Туманишвили, нарушив строй, покинув ведущего, погнались за «Мессершмиттом». И тем допустили сразу три тактические ошибки! — На протяжении всей этой речи Георгий бледнел еще больше, казалось, что во всем его теле не осталось ни кровинки. В глазах его отражалась целая буря эмоций, но было видно, что чудовищным усилием воли он сдерживается от оправданий. А Волин между тем продолжал свою безжалостную тираду: — Первая ошибка: вы остались без прикрытия и не обеспечили себя запасом скорости и высоты! Второе — упустили из виду напарника немца. И третье — попытались погнаться за Bf-109F4 на пикировании! Запомните и никогда не повторяйте таких грубых ошибок! Немедленно же они будут стоить вам жизни!

— Товарищ старший лейтенант, я не трус! — вдруг единым духом выпалил Георгий Туманишвили. — Я только хотел сбить фашистскую гадину!

— Я знаю, что ты не трус, более того — ты смелый воин. Отчаянно смелый, и это плохо. Чтобы сбивать фашистскую гадину, нужно умение, тактический расчет. Смелость должна не застилать глаза, а остужать рассудок! Учитесь быть воздушными тактиками, и тогда вы одержите победу в небе. Немцы ошибок не прощают!

К строю подошел командир эскадрильи.

— Равняйсь! Смирно! — скомандовал Волин. После чего доложил: — Товарищ капитан, группа после перелета построена. За время перелета с промежуточного аэродрома подверглись атаке пары немецких «охотников», потери — один сбитый, сержант Лебедев. Шел замыкающим. Командир группы — старший лейтенант Волин.

— Вольно. Товарищи летчики! Нужно сделать так, чтобы Сталинград стал для врага неприступной твердыней, такой, как стала Москва! Готовьтесь бить врага безжалостно! Ну а пока — в столовую. Командуйте, старший лейтенант. Эта группа теперь будет под вашим непосредственным командованием. Тренируйте пополнение — со дня на день — в бой!

— На сегодня — свободны. Р-разойдись!

Старший лейтенант Александр Волин зарулил на стоянку эскадрильи и выключил двигатель. Позади самолета опадала поднятая шлейфом сухая, как порох, пыль.

В горле пересохло, а гимнастерка от пота — хоть выжимай! В груди бухало стотонным молотом сердце, а виски под кожаным шлемофоном будто стискивал стальной обруч. Тело все, до каждой клеточки, ныло от страшных перегрузок. И, что самое досадное, он так и не увидел, куда упал этот проклятый фриц!..