Максим Шахов - Японская пытка

В конце очередного проезда блеснула нерастаявшим снегом степь. Машина неслась на этот свет. Заметив рядом ворота, сделанные из сварных труб и проволочной сетки, Николай свернул к ним. Выбежавший из будки солдат вскинул карабин, выстрелил, разлетелось лобовое стекло, ветер ударил в лицо. Стрелявший успел отпрыгнуть в последний момент. Тяжелая машина снесла ворота, прокатилась по ним и понеслась в степь по невысокой насыпи грунтового шоссе.

— Свободен! — закричал Николай.

Сзади прозвучал выстрел. Следом за ним раздалось шипение. Из простреленного колеса выходил воздух. Галицкий высунулся из кабины — задний спущенный скат хлопал по земле, слезал с диска. Машину резко повело вправо. У Николая вырвало руль из рук. Грузовик съехал с насыпи и перевернулся. Беглец выбрался из перевернутой машины. К нему со стороны «отряда» бежала цепочка охранников, на карабинах поблескивали примкнутые штыки. Галицкий побежал в степь, прихрамывая. Он бежал так быстро, как только мог, но ему казалось, что он стоит на месте. Такой оптический эффект создавала бескрайняя степь, ведь вокруг ничего не менялось.

Николая догнали, опрокинули, ударив прикладом в грудь. Затем били лежащего на земле.

— Уроды, уроды! — кричал Николай, даже не чувствуя боли.

— Прекратить избиение! — раздался командный голос.

Николай лежал на снегу. Солдаты отступили от него, взяли на прицелы своих карабинов. В расстегнутом белом халате метрах в десяти от Галицкого стоял запыхавшийся коротышка Ихара.

— Я сказал, прекратить избиение, — почему-то повторил он, хотя Галицкого уже никто и не бил. — Поднимайся.

Николай встал, отряхнулся.

— Ублюдок, живодер, — бросил он в лицо Ихара.

Тот даже не поморщился.

— Я ошибся в тебе. Ты упустил свой шанс послужить Японской империи. Ты слабак, не выдержал. Но ты еще послужишь Японии как «бревно». Теперь ты никто.

— Ублюдок! Убийца детей и женщин! — Галицкий рванулся к Ихара, но его схватили сзади.

Иголка коротко кольнула в шею. Николай практически мгновенно ослабел, рухнул на колени, ноги не слушались. Ему показалось, что он видит вдалеке бегущих по степи мать и маленькую дочку. Он понимал, что это галлюцинация, их схватили скорее всего раньше, чем его самого. Но Николаю хотелось верить в то, что им удалось бежать.

— Будьте вы все прокляты, — беззвучно проговорил он деревенеющими губами и рухнул лицом в снег.

— В блок «ро» его, — распорядился Ихара.

Николая схватили под руки и поволокли к проломленным воротам. Носки его почти новых кожаных туфель оставляли на снегу две борозды.

— Браток, ты того, очнись. Чего они с тобой сделали? — донеслось до сознания Галицкого словно издалека. — Эй, ты меня слышишь? — раздалось на этот раз поближе.

Николай понял, что очнулся, что к нему обращаются по-русски, тяжело открыл глаза. Голова болела, потолок покачивался. Он сел. Уставился на моложавого небритого мужчину, стоявшего перед ним на коленях.

— Где я? В блоке «ро»? — спросил Николай.

— В себя пришел, — улыбнулся крепкий мужчина, одетый в традиционную одежду китайских крестьян, черные штаны и черный балахон рубашки, на ногах у него были соломенные сандалии.

Помещение, где оказался Галицкий, напоминало тюремную камеру. Стальная дверь с «кормушкой». Голые бетонные стены, на которых местами виднелись полустертые иероглифы, выведенные, судя по всему, кровью. В углу виднелся туалет — вмазанная в бетон «чаша Генуя» и огромный стальной бачок, из трубы мерно текла вода.

— Может, это и блок «ро», — проговорил мужчина. — Я сам мало чего понимаю. Тебя как зовут?

— Николай. Галицкий моя фамилия. А что?

— Ничего. Надо же познакомиться, если мы тут рядом оказались. А меня Антоном зовут. Антон Иванов. Капитан-танкист. Китайских товарищей готовил. Ну, и не сложилось. Большего сказать не могу, секрет. А ты как в плену оказался?

— Да, можно сказать, я тоже в плен попал. Поручик мое звание.

Антон даже присвистнул.

— Ни хрена себе — поручик. Так ты это, из Белой гвардии, что ли, эмигрант, из бывших?

— У Колчака служил, у Каппеля. Потом в Харбине осел.

— Во как. Значит, ты — это интеллигенция.

— Военный медик я по специальности.

— Каппелевцы… Я их раньше только в кино видел, в «Чапаеве». В атаку в полный рост, строем, при полном параде на пулемет прут. Красиво идут.

— Я этот фильм не смотрел.

— Не может быть! — почему-то изумился капитан, но потом задумался. — Хотя чего ж они его показывать будут. Выходит, ты «белый», а я «красный». Вот уж не думал, что такое случится. Ладно, раз уж мы с тобой в одной камере оказались, это временно не имеет значения. Я тут ни хрена понять не могу, — наморщил лоб танкист. — Вроде как в плену держат. Но кормят как на убой. И здоровье по два раза на день проверяют, даже анализы берут.

— Хочешь правду знать? — спросил поручик.

— Кто ж не хочет?

В этот момент откинулась «кормушка», превратившись в маленький столик. В окошечке сначала появилось любопытное лицо с раскосыми глазами, затем руки в белых нитяных перчатках поставили на него поднос с рисовыми пирожками.

— Во, я ж говорил, — Антон поднялся, взял поднос.

Окошечко тут же захлопнулось.

— Есть будешь? — предложил танкист.

Николай остановил его.

— Не советую. Эти пирожки могут быть с тифом. Они такое здесь практикуют. Ты думаешь, почему он пирожки в перчатках раздает? О нашем здоровье заботится? Вот когда без перчаток придет, значит, можно рискнуть и съесть.

— Я об этом и не подумал, — признался Антон. — Что же теперь с ними делать?

— В ватерклозет спустить, — посоветовал Николай.

Капитан Иванов опасливо сбросил пирожки в «чашу Генуя» и спустил воду. Зашумело, аппетитные с виду рисовые пирожки смыло в трубу.

— Я смотрю, ты в курсе, чего тут происходит, просвети, — попросил советский капитан.

Галицкий, не вдаваясь в подробности, не упоминая, что самому пришлось работать на японцев, рассказал, чем тут занимаются японские медики. Несмотря на весь трагизм ситуации, ему было любопытно следить за тем, как менялось выражение лица сокамерника.

— Теперь мы для них «бревна», так они подопытных называют, — подытожил Николай. — И выход отсюда только один — в трубу крематория. Но перед этим они из нас все соки выжмут и на органы разберут. Не исключено, что еще живых.

— Ты не прав, «беляк», — Антон явно собирался и в дальнейшем именно так называть своего соседа по камере. — Из любого положения есть выход. Тут соседи наши по ночам морзянкой в стены стучат. Может, у них план побега есть? Только я языков-то не знаю.

— На каком стучат?

— Откуда я знаю? Не по-нашему.

— Как же ты китайских товарищей учил? — резонно поинтересовался поручик.