Юрий Гайдук - Штрафбат. Закарпатский гамбит

Вот уж верно в народе говорят: «Попал, что кур в ощип». Да если бы только он один в этот самый «ощип» попал, так оно бы и хрен с ним, и не в таких переделках пришлось бывать, но ведь он же еще и братву за собой потащил – и это в самом конце войны, когда до победы остались считаные денечки.

«Ох же фраер македонский!» – чуть ли не простонал Бокша, переворачиваясь лицом к небольшому, похожему на бойницу, решетчатому оконцу, за которым уже сгустились темные краски надвигающейся ночи, которая еще неизвестно что принесет. Хотя тот же генерал Карпухин заверил его, что срыва быть не должно, но в то же время успех операции, признался генерал, зависит уже не столько от «Смерша» и того же Карпухина, а от смекалки, выучки и правильных действий самого Андрея Бокши и его группы.

Лежа на жестких нарах старой ужгородской тюрьмы, куда его самого и всю его группу доставили после кровавой драки с местными мужиками в задрипанной забегаловке, Бокша вновь и вновь перебирал в памяти события последних дней, столь круто изменивших все его планы.

После ранения в боях за Венгрию он уже заканчивал лечение в военном госпитале, надеясь в душе, что его все-таки «спишут» подчистую и он со спокойной совестью и совершенно чистыми документами сможет вернуться в свою родную Одессу, как вдруг… Впрочем, ничего не бывает «вдруг», даже маленький пук, – это он уяснил еще с тех самых пор, как попал на зону. В тот день, сразу же после врачебного обхода, его неожиданно вызвали на улицу, где его уже дожидался на скамейке небольшого прибольничного сада старший лейтенант Тукалин.

Удивленный и несколько встревоженный тем, что по его душу явился старший оперуполномоченный «Смерша», которого он знал по совместной диверсионно-разведывательной операции в тылу отступающих немцев и к которому питал невольное уважение за то, что этот смершевец пёкся не только о своей собственной шкуре, но думал также и о том, как не потерять в ходе операции ни одного разведчика – и это несмотря на то, что все они были штрафниками, он вытянулся было перед старлеем, одновременно просчитывая в голове все свои ошибки и промахи, за которые его личностью мог бы заинтересоваться вездесущий «Смерш». И был немало удивлен тем, что Тукалин только улыбнулся ему, как старому доброму знакомому, да руку протянул для пожатия. Откровенно не понимая, чтобы всё это могло значить и какие последствия для него лично несет появление в этом госпитале смершевца, Бокша постарался выдавить на лице нечто похожее на столь же доброжелательную улыбку и откашлялся непроизвольно.

Вроде бы никогда ничего не боялся, а тут вот… Нате вам! Даже в ушах зазвенело тревожным колокольным звоном.

– Расслабься, Андрей! – догадавшись о его состоянии, усмехнулся Тукалин, пожав ему руку. – Если я не ошибаюсь, за нашу с тобой операцию ты и твои разведчики к правительственным наградам представлены.

Начиная понемногу отходить от того тревожного состояния, в которое он был погружен появлением здесь смершевца, и в то же время еще не до конца поверив в то, что ничего страшного этот старлей с собой не принес, Бокша хотел было спросить: «А какого же ты хрена здесь ошиваешься?» – но его опередил сам Тукалин:

– Небось хочешь спросить, с какого бы это хрена я тебя на разговор вызвал? Погодь маленько, сейчас всё объясню.

Кивком головы пригласив его присесть на скамейку, он сел чуток поодаль. Какое-то время рассматривал его почти в упор, словно лишний раз желал убедиться в чем-то своем, в том, чего еще не знал старший разведгруппы Андрей Бокша, наконец произнес негромко:

– Как плечо, не саднит? У меня ведь тоже ранение в плечо, правда, в левое, еще в Белоруссии пулю схлопотал. Не поверишь, до сих пор перед дождем саднит.

– Да нет вроде бы, пока что все нормально.

– Вот и ладненько, – порадовался за него Тукалин. – Я тут с главврачом о тебе разговаривал: заверил меня, что кость цела и будто уже готовят тебя к выписке.

Начиная догадываться, что этот смершевец не просто так к нему заглянул и надо, видимо, готовиться к чему-то серьезному, он уж хотел было заявить о том, что его не только готовят к выписке, но разговор уже идет и о том, чтобы комиссовать его подчистую по ранению, однако что-то остановило его, и он только кивнул головой смершевцу.

– Кость вроде бы как цела, ну а мясцо… Мясцо само нарастет.

Наблюдая исподволь за смершевцем, он догадался, что иного ответа Тукалин не ждал, и отчего-то именно от этой мысли он успокоился окончательно. Шевельнул всё еще перебинтованным раненым плечом и негромко попросил:

– Закурить, случаем, нету?

– Да, конечно! – спохватился Тукалин, доставая из планшетки три пачки «Казбека». – Держи! Чувствую, что уже изголодался по стоящему куреву.

– Что, все?! – удивился он, принимая из рук Тукалина столь ценный подарок. – Генеральские!

– Считай, что угадал, – усмехнулся Тукалин. – Генеральские.

Дождался, когда он насладится папиросным дымом, и, чуть притушив голос, негромко произнес:

– Знаю… знаю и про твое плечо, которое не очень-то торопится заживать, и про мнение врачей списать тебя из-за ранения подчистую, тем более что войне скоро конец. Но… но тут вот такое дело, Андрей…