Роман Кожухаров - Умри, а держись! Штрафбат на Курской дуге

Одних эта перспектива радует – все лучше, чем изнывать от неизвестности в окопах. К тому же лучше бесконечная череда занятий и учений, чем один кровопролитный бой.

Другие, наоборот, недовольны. Им время в траншее, в ожидании боя, вместо отдыха. Эти люди так изнурены, что им совершенно все равно, что будет потом, даже спустя час, полчаса, пусть даже бой и боль, а возможно, и смерть. Их единственная мечта – недвижимый покой, причем именно здесь и именно сейчас . В вывернутых наизнанку условиях, которые создала война, одним из немногих промежутков времени, когда такой покой воцаряется, становится время перед атакой.

В итоге выяснилось, что штрафников сняли с позиций для рытья окопов, а вернее, «карманов». На передний край, для усиления позиций роты капитана Телятьева, в срочном порядке была выдвинута артиллерийская батарея. Вот и понадобилась помощь для того, чтобы в экстренном порядке подсобить закопаться артиллеристам и их пушкам в землю на необходимую глубину.

Расчеты батареи распределились вдоль всей линии. Работа уже кипела вовсю. Прибывшие бойцы разгружали с повозок ящики с боеприпасами, отсоединяли орудия от тягловой конной силы. Лошади, явно не обвыкшие на передовой, вздрагивали и нервно прядали копытами при каждом взрыве вражеской мины. Кто-то из артиллеристов уже зарывался в землю, в тех местах, где командиры орудийных расчетов уже успели согласовать свои огневые позиции с офицерами штаба роты Телятьева. Здесь же, вместе с командиром батареи, находились и самолично капитан, вместе с ПНШ-«вторым» и замом комбата по строевой.

Как только прибыло пополнение Коптюка, бойцов тут же поставили на рытье трех «карманов»: одного, побольше, для 76-миллиметровой ЗИС-3, и двух – поменьше, для 57-миллиметрового орудия и одной «сорокапятки».

Оперативно поделившись на три отделения, взвод с ходу приступил к выполнению поставленной задачи. Всем процессом руководили артиллеристы. Все как на подбор, в батарее оказались рослые, крепкие ребята. Держались они поначалу как-то чересчур сдержанно и молчаливо. Чувствовалась какая-то натянутость и предвзятость в отношении к прибывшим на подмогу штрафникам.

Отделению Потапова и бойцам третьего отделения достался карман для 57-миллиметрового орудия. Его длинный ствол торчал тут же в нескольких метрах. Словно пушка, как живая, терпеливо наблюдала, как люди готовили для нее надежное укрытие от вражеских снарядов и пуль.

Рукосуев, штрафник из третьего отделения, почти сплошь составленного из недавнего пополнения, сам оказался из бывших артиллеристов. Боец не утерпел и, подойдя к орудию, принялся гладить ствол, словно гриву своего верного друга-коня, встреченного после долгой разлуки.

– Эй, Рукосуев!.. – попытался в шутку одернуть его Сарай. – Куда руки суешь? Сначала помыть надо!.. С мылом…

Боец даже не обратил на него внимания, настолько он был очарованно поглощен столь близким и доверительным общением с пушкой. Она молчала, словно действительно ластилась к его рукам.

– ЗИС-«два»! – в восхищении воскликнул он, оборачиваясь к своим товарищам. – Нынче и не встретишь в войсках… Раритет. А бьет хорошо. Любую броню – насквозь!

Командир орудийного расчета, артиллерист-лейтенант, согласно кивнул, как бы подтверждая слова Рукосуева.

– Это точно!.. Редкая вещь… – с готовностью подтвердил артиллерист. – У нас в дивизионе – всего таких две. Моя и у лейтенанта Мищенко…

В словах его прозвучала нескрываемая гордость за то, что именно ему и его подчиненным выпала честь воевать с такой особенной пушкой.

Работа закипела без раскачки, с ходу в полную силу. «Переменники», привычные к лопатам, дали в копании большую фору артиллерийским расчетам, хотя на вид красноармейцы-артиллеристы и выглядели более рослыми и физически мощными. Старший лейтенант Коптюк, принимая искреннюю похвалу и благодарность за труд своих подчиненных, внутреннее отметил, что его бойцы за три прошедших месяца действительно здорово изменились. Сплотились, что ли? Все-таки хоть и остались они без офицерских кубиков, а кто-то – и без погон, но в душе все равно оставались офицерами.

В этом и состояла главная сложность для него как для взводного: суметь изменить у них что-то в мозгах, превратить, а где-то – заставить превратиться разнородную массу бывших офицеров в единую боеспособную единицу – взвод бойцов переменного состава штрафного батальона. Не случайно на это упирали все время старшие начальники: и сам комбат, и парторг с замполитом батальона подполковником Чепурко, и адъютант старший.

Вот хоть тот же «переменник» Гвоздев… Старший лейтенант, следуя за ходом своих мыслей, натолкнулся взглядом на бойца, который, согнувшись в три погибели, быстрыми движениями выбрасывал на кромку будущего «кармана» полные штыки земли. Работал он трофейной лопаткой, добытой в бою, в рукопашной. А ведь поначалу было к этому бойцу немало вопросов. Был он какой-то потерянный, равнодушный, наводя апатию на своих сослуживцев.

Федор внезапно почему-то вдруг вспомнил о Стеше. Ее лицо, такое милое и прекрасное, зримо всплыло у него перед глазами. А ведь за минувшие две недели он ее совсем не видел. Федор вспомнил их со Степанидой разговор, и как этот неуклюжий Гвоздев им помешал, а потом она ушла вместе с ним на ротный КНП. И при чем тут этот, будь он неладен, Гвоздев?

А ведь башка у этого «переменника» на месте. Когда намечали на местности позиции будущих противотанковых препятствий, он немало дельного посоветовал, с точки зрения танкиста. Вот Дерюжный говорит, что он в танке горел. А в плен-то попал. В личном деле черным по белому записано. Ну и пусть что раненый. Старшина Леня Яковлев, получив осколочные ранения обеих ног на волжском берегу, подорвал себя гранатой вместе с окружившими его фашистами. А про без сознания – это еще не факт. И додумать можно. Тем более что голова работает.

– Гвоздев!.. Сильнее на черенок напирайте! – подойдя к нему, громко сказал Коптюк.

Точно выговор объявил. Демьян, предпочитая не вступать в лишние разговоры с начальством, только молча кивнул головой и едва поймал съехавшую с затылка пилотку. Взводному со стороны – оно виднее, с какой силой напирает он на черенок. И то слава богу, что лопатка у него есть, хоть и трофейная – не такая удобная, как наша, с этим согнутым клювом.

Через час прибыл артиллерийский обоз, и «переменникам» раздали более серьезный инструмент: большие саперные и штыковые лопаты, кирки и заступы. Работа пошла еще веселее, тем более что к этому времени вражеские минометы вовсе прекратили швырять свои мины в сторону противника.