Роман Кожухаров - Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»

Со стороны танка раздались одиночные выстрелы. Они быстро следовали один за другим и больше всего походили на пистолетные. Наверное, кто-то из танкистов, выбравшись из горящей машины, вступил в перестрелку со штрафниками.

– Чего это там?.. Еще фашисты?.. – закричал Тютин, тыча рукой в сторону здания, в оконном проеме которого Аникин увидел Капустина. – Видали, товарищ старший лейтенант?..

Он вскинул свою винтовку с явным намерением выстрелить, но Аникин вовремя перехватил ее ладонью за ствол, с силой дернув рукой так, что боец, дернувшись по инерции, не удержался на ногах и повалился на станину орудия.

– С ума спятил!.. – нависнув над ним, вскричал взводный.

– А чего я!.. – испуганно, но в то же время озлобленно оскалившись, закричал Тютин. – Фашисты!.. Фашист там был!..

– Где там , дурило?! – перебил его Аникин. – Там наши: Капустин там… И другие, по всему…

В глубине прохода, между стеной и каменным забором, показался Бабаев. Он семенил трусцой, быстро-быстро перебирая ногами, в одиночку держа на плече длинное круглое бревно. За ним поспевал Чаплыгин, неся свою винтовку и ППШ, принадлежавший Фарзи. Он поддерживал бревно за самый край одной рукой.

Воронов и двое солдат из его расчета бросились к штрафнику.

– Бальшой бревно!.. – крикнул им навстречу Бабаев. – Сибири балан говорят! Фарзи таскал балан много-много… Сибири. Холодно Сибири, Фарзи – тепло… от таскать балан…

Артиллеристы, Милютин и Тютин дружно обхватили бревно. Место впереди занял младший лейтенант Воронов. Кто-то уже успел перевязать лоб офицера-артиллериста, а точнее перехватить голову продолговатым куском ткани, которая набрякла темно-красным пятном в том месте, где его ранило.

Воронов направлял передок бревна, стараясь подсунуть его в оставленное взрывом гранаты углубление и поддеть правый край орудия. Широкий круглый конец никак не желал подсовываться под погнутую колесную ось. Тогда Фарзи, не мешкая, протиснувшись между товарищами и каменной стеной, ловко перемахнул через станину и подлез к бревну. Ухватившись снизу за правый угол бронированного щита, он потянул вверх. Орудие едва шелохнулось, но вес его был слишком велик даже для такого силача, как Бабаев. Но боец все равно из последних сил настырно продолжал тянуть вверх. Темное лицо его побагровело, и на шее, выступавшей из расстегнутого воротника телогрейки, словно натянутые веревки, вздулись жилы.

Аникин оттолкнулся от плеча Воронова, заскочил правым сапогом на казенную часть и, с ходу запрыгнув в узкое пространство между стволом и левой стороной защитного щита, навалился на левый угол. Пули выщелкивали возле побелевших от напряжения пальцев Андрея, но он не слышал их звона о бронированную сталь, в голос хрипя от неимоверного усилия.

– Носенко!.. Направляй!.. – крикнул Воронов и, не дожидаясь реакции солдата, прыгнул на сторону Аникина.

Он с ходу, всем телом навалился на задранное кверху левое колесо. Орудие качнулось. В ту же секунду бревно зашло под правую оконечность колесной оси.

– Навались! – крикнул кто-то в запале охватившего всех остервенелого азарта.

Все с криками повисли на поднятом конце бревна, одновременно подталкивая его вперед.

«Полковушка» стала медленно выравниваться, пока левое колесо не утвердилось на тротуарной плитке.

– Готовьсь! – не сбавляя куража, закричал Воронов.

Он подгонял бойцов расчета с нетерпеливым энтузиазмом, напоминавшим поведение капитана парусного судна, паруса которого после долгого штиля уловили неодолимо усиливающийся порыв попутного ветра. Это приподнятое состояние держало всех. Артиллеристы, напрочь забыв о контузиях и ранениях, засуетились возле орудия. В это время по команде Аникина Тютин с Милютиным уже подтаскивали к «полковушке» ящик с выстрелами.

– Огонь!..

Орудие прямой наводкой ухнуло в сторону углового дома. У Аникина потемнело в глазах от грохота, лавиной звуков обрушившегося на сознание.

– …О-о-овьсь! – долетело откуда-то от посветлевшего края в обеззвученный, наполненный гулом немоты мозг.

Второй выстрел прозвучал отчетливее и не так оглушающее. «Полковушка» вздрогнула и вся подалась назад, вместе с горячей волной пороховой горечи выплюнув под ноги пустую дымящуюся гильзу. Снаряд, пущенный по восходящей в упор, влетел в обложенный мешками с песком оконный проем второго этажа, находившийся рядом с тем оконом, выстрелив из которого, подбил «полковушку» немецкий «фаустник».

Волны черного дыма, перевитого струями грязно-бурой взвеси, хлынули наружу сразу из трех окон второго этажа вместе с грохотом рушащихся перекрытий и истошными криками.

– Товарищ старший лейтенант, глядите!.. – затормошив Аникина, прокричал Чаплыгин, указывая рукой в сторону соседнего здания. Там, в окне, маячил, размахивая руками, боец.

– Так это ж Безбородько! – крикнул Чаплыгин.

Теперь и Аникин узнал второй номер пулеметного расчета Кокошилова. Он явно сигналил в их сторону. Чаплыгин замахал в ответ.

Тут же пулеметная очередь ударила в стену чуть выше позади орудия, а потом хлестнула по защитному щиту, заставив отпрянуть бойцов в глубь прохода.

– Вот гад… – беззлобно выдохнул Чаплыгин. – И откуда он взялся?..

– С чердака… – крикнул Воронов. – С самого верха ударил… Ничего, щас мы с ним… Готовьсь!..

Разобраться с пулеметчиком артиллеристы не успели. Справа, со стороны углового здания с галантерейным магазином, сработал ручной гранатомет. Выстрел произвели из чего-то намного более мощного, чем одноразовый «фаустпатрон».

В небольшом окошечке, проделанном в высоком деревянном фасаде чердака, вздулось небольшое огненное облако и как будто сошло на нет. Но уже через несколько секунд из щелей между досок в чердачном фасаде и из-под черепицы повалил дым, а потом там все загудело от набирающего силу пламени.

Там, где только что показался Безбородько, вспыхнул факелок пулеметного огня. Длинная очередь звонким лаем заполнила пространство улицы. Пули ложились где-то рядом. Скорее всего, Кокошилов обстреливал корпус подбитого «тигра», из-за которого продолжал отбиваться кто-то из выживших членов экипажа.

Вся группа штрафников по команде взводного приготовилась атаковать. По договоренности с Вороновым, после того как орудие произвело очередной выстрел, обваливший часть стены между оконными проемами третьего этажа, артиллеристы бросились в стороны, освободив дорогу для движения в тесном пространстве.

Первым на улицу выскочил Фарзи. Он в прыжке перемахнул через бронированный щит орудия и, десантировавшись на мостовую, с ходу открыл огонь в сторону танка. Очередь бабаевского «папаши» повалила на плитку танкиста, пытавшегося укрыться от пуль пулемета за своей машиной, гвоздивших горящую броню танка с противоположной стороны. Судя по тому, что немец, упав, выронил из руки пистолет, это мог быть командир экипажа. Останки еще одного танкиста догорали на вершине башни. Он сумел выбраться из люка лишь наполовину.