Роман Кожухаров - Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»

Ответ из глубины улицы последовал спустя несколько секунд. Земля и каменная кладка воротной стойки задрожала от взрывов. Два из трех снарядов разорвались так близко, что Аникину показалось – сейчас осколки и камни их накроют. Действительно, несколько комьев земли ударились о глухую стену здания и с шумом упали во двор.

– Ишь ты… гляди-ка!.. Хенде хох делает! – восхищенно воскликнул Милютин, тряся Аникина за рукав телогрейки и тыча пальцем в рваный, изогнутый лист металла. С мясом вырванный снарядом из трамвайного бока кусок металла причудливым образом упал «на попа́», развернувшись к бойцам облупленными остатками картинки. На желтом фоне, по-цирковому, совсем по-человечески приподнимал к груди свои передние лапы черный медведь.

Выглянув из-за столба, Андрей увидел, что очередным попаданием артиллерийского снаряда вагонный каркас оторвало от тяжелой платформы и, разорвав, как листок бумаги, на несколько частей, разбросало в радиусе пятнадцати-двадцати метров. Это мог быть выстрел и 76-миллиметровой пушки ЗИС, а может быть, и полковой 122-миллиметровой гаубицы.

– Таварища командира!.. – окликнули Аникина.

Обернувшись, он увидел возле Милютина счастливо улыбавшегося Фарзи. В их сторону из глубины двора бежали Тютин и Чаплыгин.

– Наша нашли! – отрапортовал Бабаев. – Дерутся наша, карош дерутся!.. Патроны нет… А так харош. Немецкий гранат много! Вот Латана к вам направил. «Командира спасай!..» – сказал. Вот мы сюда – Тютя, Чапа и моя…

Аникин хотел ответить что-то приветственно-ободряющее, но не успел. Воздух раскололся от грохота мощных взрывов.

Потрясенный попаданиями крупнокалиберных артиллерийских снарядов, прилетевших со стороны станционной площади, пятачок перед перекрестком огласил крик «Огонь!». Вслед за криком, донесшимся слева, в котором Андрей распознал голос артиллериста Воронова, прямо под боком у них, за забором, громыхнуло, и из дома напротив вспучился всполох огня и дыма.

Фугасный снаряд, угодив в стену над самым угловым окном первого этажа, обрушил перекрытие второго этажа. Штукатурка, балки и кирпичи, с шумом упав, подняли целое облако серо-бурой пыли. Расчет младшего лейтенанта Воронова. Это могло быть только их рук дело.

– За мной! – крикнул Андрей.

Фарзи и Чаплыгин первыми последовали за своим командиром, прикрывая Андрея с боков. Аникин намеревался, воспользовавшись так вовремя оказанной поддержкой артиллеристов, преодолеть по улице простреливаемый отрезок вдоль здания и добраться до магазина со стороны улицы. Можно было повторить маршрут только что прибежавших бойцов, но на это опять ушло бы несколько драгоценных минут. Кроме того, Аникин намеревался привлечь внимание бойцов Капустина и Шевердяева, которые должны были находиться на противоположной стороне улицы.

Из-за фасадных домов доносились звуки достаточно плотной винтовочной и автоматной стрельбы. Внутри здания, стоявшего напротив, по соседству с угловым, прогремели взрывы, похожие на взрывы гранат, заработал и умолк пулемет. Но в оконных проемах не появлялись ни штрафники, ни немцы. Каких-либо видимых сигналов от групп Капустина и Шевердяева не поступало, что начинало тревожить взводного.

Отсюда и возник план – своими действиями привлечь внимание не только врагов, но и штрафников. Если они есть на той стороне, то наверняка увидят своего командира. План этот, возникший впопыхах, требовал молниеносного исполнения и самому его автору казался не очень хорошим.

Но Аникин решил не отступать от намеченного и выскочил на улицу. Прямо на его глазах на втором этаже дома напротив, в затененной глубине окна, обложенного мешками с песком, возник темный силуэт. Он приблизился к проему и словно проявился на фотографии, обнаружив «фаустника», державшего на плече изготовленный к стрельбе гранатомет.

Андрей, державший свой пистолет-пулемет, навел ствол и выстрелил. Одновременно с очередью, выпущенной из его ППШ, в сторону «фаустника» и других огневых точек, обложенных мешками, полетели пули из ощерившегося разбитыми витринами первого этажа трехэтажного дома справа от Аникина.

Пули разрывали мешковину, и в проделанные ими дыры через оконную раму сыпался, распыляясь, песок.

Какая-то из пуль, а может быть, сразу несколько, попали в цель. Лицо немца, припавшее к трубе, вмиг превратилось в кровавую кляксу и исчезло в проеме. Но за долю секунды до этого труба на его плече вскинулась кверху, разродившись огненным сгустком, который грязно-желтым дымным спиральным следом прочертил траекторию сверху вниз по диагонали поперек улицы.

Взрыв гранаты прогремел шагах в десяти от Аникина. Он повернул голову влево и понял, что предназначалась она не для него.

Из узкого прохода с улицы во двор выступала на полкорпуса «полковушка». Вернее, она торчала стволом набок и чересчур вверх, завалившись на правый бок и упершись в края неглубокой воронки погнутым бронированным щитом. Правое колесо, перекореженное в восьмерку, вращалось вокруг своей оси на мостовой метрах в трех к середине мостовой.

Круто развернувшись, Аникин бросился к «полковушке». Ему удалось с ходу, с силой оттолкнуться от брусчатки и, попав подошвой сапога на загнутое боковое крыло пушечного щита, перемахнуть на ту сторону. Андрей, проделывая это, явственно слышал, как вызванивали о бронированную сталь немецкие пули.

В зажатом между стен узком пространстве на земле, прислонившись к забору и цоколю дома, корчились и стонали люди. Из семи человек артиллерийского расчета не задело только двоих ящичных. Они и их командир, младший лейтенант Воронов, теперь суетливо пытались оказать помощь своим товарищам. Кумулятивная граната угодила в аккурат под правое колесо.

Поток раскаленного металла и осколков вырвал и раздробил куски тротуарной плитки, и весь этот смертоносный фонтан по касательной брызнул в узкое, зажатое между двух кирпичных стен пространство. Мелкие осколочные ранения и контузии получили практически все. Сильнее всех пострадали замковый Котельный и наводчик Дзюба.

Первому многочисленными осколками раздробило обе руки и до неузнаваемости обезобразило лицо. Он лежал горизонтально вдоль стены, тяжело дыша и издавая громкий стон на каждом выдохе, в полубредовом состоянии болевого шока пытаясь шевелить губами, изорванными на лоскуты.

Второй, Дзюба, долговязый артиллерист, прислонившись плечом к стене, морщился и кусал губы, пока младший лейтенант Воронов пытался с помощью куска чистой материи и марлевого лоскута перевязать ему рану – глубокое, страшно зияющее сплетениями сосудов и мышц, мясными стенками разъятие чуть выше живота.