Владимир Першанин - Морпехи против «белых волков» Гитлера

Рана заживала плохо. Первая операция закончилась неудачно, сделали вторую, укоротив ногу почти до колена. Нервный срыв и бесконечные мысли о своей неполноценности доводили ее при каждой встрече с Николаем до истерики.

– Иди, ищи себе молодую, стройную, а калека зачем тебе нужна?

Когда Николай уходил, она рассматривала в зеркало морщины на лице, появившиеся седые волосы и впалые ключицы. Есть люди, способные пережить самые тяжкие испытания, другим такая способность не дана.

Аля Величко была хорошим, душевным человеком. Ее не испортило даже то, что с пятнадцати лет она пользовалась нешуточным вниманием не только сверстников, но и видных мужчин. В десятом классе Алю уговаривал выйти замуж и обещал бросить жену блестящий капитан первого ранга, командир корабля. Господи, как много вместили в себя ее двадцать четыре года! И вот все кончилось.

Однажды приехал командир бригады Юшин, когда-то упорно добивавшийся близости и признававшийся в любви. Привез туго набитый вещмешок и перечислял, загибая пальцы:

– Сгущенка, коньяк, шоколад, сосиски в банках, папиросы… Даже яблок у союзников добыл. Кушай, поправляйся.

– Спасибо, товарищ капитан второго ранга, — равнодушно ответила Аля.

То ли от присущего ему солдафонства или не слишком глубокого ума (был он выпивши) вдруг начал выговаривать Але:

– Побрезговала мной, мол, старый да некрасивый. Я ведь ради тебя на все готов был, а ты мне в душу плюнула, ушла к своему красавчику Кольке Слободе. Думаешь, нужна ты ему сейчас? Жила бы при штабе, в лейтенантах, ходила на обеих своих ногах. А сейчас расхлебываешь собственную дурь.

– Идите, товарищ капитан, проспитесь, — устало проговорила Аля. — И мешок свой заберите.

– Ты не командуй, — начал было кипятиться Юшин. — Я тебе добра хочу, к медали представил, инвалидность оформляют, а ты…

– Пошел к черту!

Медсестра Таня, услышав из коридора повышенные голоса, кое-как утащила Юшина, выговаривая на ходу:

– Постыдитесь. Женщина так страдает, а вы со своими претензиями лезете. Уезжайте.

– Сейчас уеду, — бормотал, приходя в себя, командир бригады… — Я ей хороших продуктов привез, могу лекарства достать, какие нужно.

– Ничего не надо. Уезжайте.

У Али Величко был твердый характер. Она не дотронулась до вещмешка. Не выдержали девки, соседки по палате:

– Пропадут же яблоки. Мы откроем?

– Открывайте, ешьте, — равнодушно отозвалась Аля.

Девки торопливо развязали вещмешок, стали оживленно выкладывать на кровать подарки.

– Ты гляди, сколько добра! Ох и устроим пир. Давай поешь, Алечка.

От деликатесов Аля отказалась, налила стакан коньяка, залпом выпила и легла, отвернувшись к стенке. Сквозь сон слышала голоса девушек.

– Алька, она с характером. Выдержит.

– Сильная девка!

Они ошибались. Война сломала когда-то красивую и волевую Алю Величко.

Она все же выпросила у Антона «вальтер». Простодушный парень не увидел в ее глазах то, что угадал Слава Фатеев. Аля взяла с него обещание молчать, в благодарность поцеловала сухими обветренными губами.

Через несколько дней, воспользовавшись случаем, вынула из обоймы пистолета заведующего отделением два патрона такого же калибра, написала прощальную записку и, отойдя подальше от больничного корпуса, выстрелила себе в висок. Она умирала долго, потому что калибр пистолета был слабенький. Но смерть щадила ее, Аля не чувствовала боли, просто голубое небо потихоньку темнело, немели руки, ноги, а затем подступила темнота.

В записке Аля просила никого не винить в ее смерти и хотела быть похороненной над обрывом, откуда на десятки километров виднеется море, но ее последнюю просьбу не выполнили. Главврач госпиталя, раздраженный неприятным разговором с начальством, которое отчитало его за развал работы с людьми, отмахнулся от завхоза, распоряжавшегося похоронами.

– Какие там еще памятники над морем! Психованная девчонка, а мне теперь из этой дыры не выбраться и в майорах вечно сидеть. Организуйте все, как обычно — простой гроб, пирамидка, и похороните ее на общем кладбище. И поменьше шума, разговоров. Потихоньку…

Но шустрый Фатеев узнал о времени похорон и пришел вместе с Антоном и медсестрой Таней. Вместо цветов, которые уже отошли, положили на бугорок венок из сосновых веток. Говорят, через день-два приезжал Николай Слобода, долго сидел у могилы, затем пошел в спецчасть, просил фотографию.

Там его встретили враждебно, считая, что он бросил Алю и поэтому она застрелилась.

– Все документы и фотографии будут высланы по месту жительства родственникам, — сухо объявили ему. — А вы, кажется, не родственник.

Слобода молча надел фуражку и пошел к баркасу. Ни Фатеев, ни Парфенов к политруку не подошли. Они тоже считали его виновным в смерти Али.

Эксперты проявили пленки из доставленных видеокассет. Одна оказалась подпорченной — то ли фриц-киношник успел засветить, то ли наши мастера не так сработали. На другой кассете, по слухам, было заснято что-то важное. Может, и преувеличивали, но историю с «Кондором» держали на контроле в штабе флота.

За долгое время расщедрились даже на награды. Капитан-лейтенант Маркин получил орден Красной Звезды. Афанасию Шишкину вручили медаль «За отвагу», такой же медалью наградили посмертно пулеметчика Григория Чеховских. Славе Фатееву и Антону Парфенову объявили благодарность, а медали пообещали в следующий раз.

– Если бы «языков» привели, — говорил командир бригады Юшин, — всех бы наградили и орденов не пожалели. А ты, Маркин, что-то сплоховал.

Когда вышли из штаба, Славка Фатеев, острый на язык, передразнил комбрига:

– Сплоховали! Тебя бы на тот ледник да по перевалам погонять — по-другому бы запел.

Огромный «Кондор» лежал на своем месте до начала 90-х годов, обрастая легендами. Затем его потихоньку вывезли какие-то дельцы и продали как реликвию немцам. Говорят, хорошо заработали.

Двое краснофлотцев стояли на обрыве. В тридцати метрах под ними море, ни на секунду не прекращая свою работу, било волнами в подножие скал. В воздухе висела взвесь холодных соленых брызг.

Саня Гордеев и Миша Бакланов, моряки береговой охраны, рассматривали огромную каменную гору. Они стояли уже минут двадцать, ожидая, когда гора задымит, но, кроме множества крупных черно-белых чаек, на уступах ничего интересного не видели.

В одном месте вроде поднялся легкий дымок, давал о себе знать давно потухший вулкан, но дым вскоре растворился в холодном прозрачном воздухе. Местные жители давно называли гору Чертовой, хотя вулкан потух сотни лет назад. Может, из поколения в поколение передавались рассказы о страшном извержении, погубившим много людей, но место считалось проклятым, и вблизи горы никто не селился.