Владимир Першанин - Морпехи против «белых волков» Гитлера

Снаряд продырявил и смял трубу, другой прошил борт и взорвался в трюме, откуда выбились языки пламени. Раненый капитан пытался командовать:

– Пожарная тревога…

Трудно было разобрать бессвязные слова, но двое моряков уже разматывали шланг и включали электромотор. Зенитчики на подлодке загоняли в казенник третью обойму, когда фугасный снаряд, пробив барбет, взорвался, перекосив длинный ствол пушки. Комендор с разорванным животом отползал прочь.

Капитан подлодки, занятый ремонтом пробоины в рубке, наконец обратил внимание на неуклюжий сторожевик. Очередной снаряд взорвался метрах в десяти. Доложили: выведен из строя зенитный автомат, два артиллериста погибли, один тяжело ранен. Смерть моряков, каждого из которых он отбирал лично, знал все об их семьях, невестах, привычках, заставила капитана болезненно прикусить губу. Носовая 88-миллиметровка не могла вести огонь, русская калоша находилась позади, за рубкой.

– Поворот на тридцать градусов. Добейте корыто!

Когда Веселков увидел направленный на него ствол тяжелого орудия, он понял: наступают последние минуты. Чувство долга заставляло его делать новые выстрелы. Один из снарядов ударил в рубку подводной лодки, высек сноп искр и сбросил сварщика.

И тут же последовал ответ. Фугас весом десять килограммов врезался в борт, взрыв разметал дубовые доски, проломил палубу. Волны устремились в огромную пробоину в борту. Затем настала очередь рубки. Ее смяло, раскидало по частям, капитан Ефрем Васильевич Будько так и остался лежать, пробитый осколками, рядом с исковерканным телом рулевого.

«Касатка» тонула. Веселков скомандовал:

– Сбросить спасательные плоты и покинуть корабль.

Заряжающий протягивал ему очередной снаряд. В голове мелькнуло: надо уходить, нельзя медлить. Как и другие, Костя Веселков хотел жить. Ладно, пошлем фрицам последний привет, это займет несколько секунд. В воду уже летели измочаленные осколками пробковые плоты, а эти секунды оказались для лейтенанта Веселкова смертельными.

«Сорокапятка» звонко ударила, посылая фугас. В тот же момент палуба под ногами лейтенанта поднялась дыбом. Тело лейтенанта с оторванными ногами сбросило в воду, пушку сорвало с тумбы. Заряжающий, зажимая уши, из которых текла кровь, шагнул с борта в море, которое плескалось на уровне палубы.

Его подобрали на плот и торопливо заработали веслами, удаляясь от тонущей «Касатки». Она уходила под воду тяжелой кормой вниз. В водовороте крутились деревянные обломки, мелькнуло грузное тело капитана в неизменном кителе, затем все исчезло в огромной воронке.

С подлодки еще дважды ударила пушка, перевернула один из плотов, убив и контузив несколько человек, но времени для расправы с остальными у рыжебородого капитана не оставалось. Заплата и клепки пропускали воду, предстояло уходить надводным ходом со скоростью не более восьми узлов. Небо ясное, и встреча с русским самолетом не принесет ничего хорошего. Зенитный автомат вышел из строя, пулеметов нет, а громоздкая 88-миллиметровка не самое эффективное оружие против пикирующих бомбардировщиков.

Скорее бы наступала темнота! Но дни были еще длинные, а ночи светлые. Занятые ремонтом матросы напряженно вслушивались, кто-то молился. Рыжебородый капитан, в возрасте двадцати четырех лет, выпил со старшим офицером по несколько стаканчиков коньяка. Команде налили рома.

– Наши давно бы прислали самолеты с бомбами, — сказал старший офицер. — А русские все телятся. Может, у них самолетов не осталось?

– Может быть, — пожал плечами капитан.

Его не покидало скверное предчувствие. Чудес не бывает. Лодку наверняка ищут, и дай бог, чтобы не нашли до ночи. Обходя в очередной раз отсеки, капитан увидел плачущего акустика, семнадцатилетнего мальчика.

– Ты так испугался, Курт? Вытри слезы.

– Нет, я не боюсь, Просто жалко мать.

– Ты к ней вернешься.

Через час капитану доложили, что слышен звук приближающегося самолета.

– Поднимайте красный флаг. Ох, черт, мы не замазали свастику на верхней палубе. Срочно замазать! Людям, не занятым ремонтом, подняться наверх с автоматами.

Пикирующий бомбардировщик Пе-2 свалился на левое крыло, осмотрел подлодку. Его смутил красный флаг, но сквозь свежую краску отчетливо проступала свастика.

– Топи ее к гребаной матери, — скомандовал штурману командир экипажа.

Машина, умело уклоняясь от снарядов носовой пушки и не обращая внимания на автоматную трескотню, сбросила четыре стокилограммовые бомбы. Одна из них рванула впритирку к борту, проломив огромную дыру. Лодка быстро заполнялась водой, затем исчезла в водовороте. На поверхности плавали десяток матросов и старший офицер.

– Сбросим две оставшиеся бомбы? — спросил штурман.

– Валяй. Этих сволочей жалеть нельзя.

Две «сотки» добили почти всех выплывших, остальные тонули, скованные ледяной водой. Утром скоростной катер подобрал тело старшего офицера, кое-какие документы и другие доказательства уничтожения подводной лодки.

Уничтожение вражеской подводной лодки — событие значимое даже в масштабах флота. Это не танк и не самолет. Угробить подводную гадюку, за которой числится не один потопленный корабль и сотни погибших людей, очень непросто. Тем более У-174 и ее рыжий безжалостный капитан были хорошо известны. Вырвись он из ловушки, и спустя месяц-два он снова продолжил бы свою волчью охоту.

В братскую могилу уложили два десятка десантников и моряков. Сколько-то попали в госпиталь. Еще несколько дней море выбрасывало тела погибших, в том числе хорошего парня Костю Веселкова. Под винтовочные залпы их хоронили рядом. Выросло целое кладбище.

Насчет наград на этот раз не скупились. Неизвестно, сколько орденов осело в штабе, но командир бригады морской пехоты Юшин и командир спецотряда Маркин получили ордена Красного Знамени. Капитана погибшей «Касатки» Ефрема Васильевича Будько, лейтенантов Костю Веселкова и Степана Осокина наградили посмертно орденами Красной Звезды.

Слава Фатеев получил новенький, еще редкий орден «Отечественной войны» 2-й степени. Орден был престижный, сверкал, переливался серебряными лучами и горел алой эмалью.

– Я бы с тобой поменялся, — благодушно шутил подвыпивший довольный командир отряда Маркин.

Операция сделала отряд известным. По слухам, Юшина и Маркина пригласили на прием союзники и тоже обещали награды.

Николай Слобода не принимал непосредственного участия в операции, но политотдел настоял, что он достоин ордена за добросовестное воспитание личного состава. Пеклись они больше о себе, сумев выбить для штабных политотдельцев несколько орденов и медалей. В такой ситуации нельзя было обойти и Николая Слободу.