Артем Драбкин - Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших

Полежали немного, притихло вроде. Еще немного прошли, он сам попробовал ползти, он же разогрелся. Он идет, на винтовку упирается и меня за шею держит, а мне уже легче, и так потихоньку дошли. В первой же землянке открываем — там хорошо, печка. И там сидит тоже наш, вместе учились. — «Ой, да вы откуда?» — «Да вот так и так…» Там сделаны были нары — кругляк деревянный, ни соломы, ни матрасов никаких нет, времянка — ну хоть так, хоть в тепле. Говорит: «Вот у меня кипяток есть, а сахару нету». — «Да хоть кипятку давай!»

Побыли там, я говорю: «Я с вами погрелся, а теперь надо мне идти за минами, да идти воевать!» Нашел мины, взял и иду назад. Опять поднялась стрельба впереди. Я смотрю, машина стоит. В степи их много было брошенных, горючего у немцев не было. Смотрю, за машиной народ там крутится — я туда, а там мужчины все пожилые: «Куда тебя черти несут? Ты видишь, какая стрельба! Давай сюда за машину — перестанет немножко — пойдем!» Немного стихло, я говорю: «Пошел я, а вы как хотите». — «Ну подожди и мы с тобой пойдем». Пошли, нас человек восемь собралось. Смотрим, кто-то на лошади скачет оттуда: «Стой ребята, вы откуда?» Я говорю: «Из 21-го истребительного». — «Ребята, до землянки идите и ложитесь, дальше не ходите! Батальон наш погиб весь, а меня конь вынес!» Комбат это, оказывается, наш был. Мы за землянкой залегли, а ни справа, ни слева никого не видно. Вот мы ввосьмером так и воюем, смотрим, немцы сюда идут. Снег, луна взошла и видно. — «Что будем делать?» Я говорю: «Будем стрелять!» — «Куда ж?»

Вот сейчас я думаю: смотри что значит страх! Они взрослые солдаты вроде. Вроде бы им подсказывать, что надо делать, а они у меня спрашивают, у семнадцатилетнего пацана. Я говорю: «Стреляйте! Давайте цельтесь вдвоем в одного, кто-то да попадет!» Лишь бы стрельба была. Они залягут — их там немного немцев-то!» На самом деле так и получилось. До утра мы долежали, холод же, а кухни нет, сухой паек только — сухари. Я говорю товарищу одному (он 1916 года, сталинградский): «Знаешь чего, полезем где ребята наши, если немцы их не покурочили, то у Валентина есть вещмешок, а в нем и хлеб, и колбаса, и водка есть». Полезли. Танк недалеко прошел, и колея от него, и вот мы по ней поползли, и не долезли всего метров семьдесят. Они как лежали лицом к железной дороге, так и лежат. Как рассыпанные вдоль были. Только мы высунулись, а немец как с крупнокалиберного пулемета дал. Товарищ мой говорит: «Давай-ка на-зад, а то немец нам тут и выпить, и закусить даст». Мы задом-задом и уползли обратно, ничего у нас не получилось. Но факт, что мы видели их — нашу роту.

Получилось так, рассказывали потом. Мы же, пацаны, — вперед и вперед, а он правей, немец нажал, а там дивизия, получили пополнение из Средней Азии. Мороз, а они к холоду же не привыкли, и они отошли. Немцы по тылу прошли сюда, и спереди немцы, и те сзади, а наши ничего и не знали, кто их побил…

Дальше пошли по балкам за немцем. Вошли в Сталинград в январе, и нас уже осталось от этой роты человек девять и командир взвода. Привели нас — вот передний край, и все. Как раз метель поднялась, не знаем кто справа, кто слева. Мне он говорит: «Иван, сходи хоть узнай, кто там у нас слева?» Я пошел и нашел блиндаж, зашел: «Кто?» — «Да вот такой полк» — «Сколько вас тут?» — «Нас тут 11 человек!» — «А вы кто?» — «А мы вот кто!» — «А вас сколько?» — «А нас девять». Вот и весь передний край.

Рассвело. А в Сталинграде какая война была — немец через 100–150 метров, а если в домах, то на первом этаже мы, а на втором они, или наоборот. Утром метель прекратилась. В блиндаже ступенек пятнадцать вниз было. Немцы близко, интересно же, воюют пацаны, интересно, кто попадет, кто нет. У меня как-то хорошо стало получаться. Вход в блиндаж был из досок сделан, я доску выбил одну, как раз лицом к фронту, напротив как раз дзот немецкий — метров двести или поменьше. Немцев, похоже, никто не трогал до этого, что ли — утром прямо бегом бегут, не ползут даже.

Как-то ловко у меня стало получаться: я прицелюсь, и он брык — и все. Ребята больше никто не стали стрелять: «Давай! У тебя хорошо получается!» Я замерзну, спущусь погреться, а они уже кричат: «Иди скорей, вылез!» Я за одно утро по 11 немцам попал. Один вылез, артиллерийский наблюдательный пункт был, со стереотрубой вылез в амбразуру, а я раз стрельнул — ничего не получается, второй раз — ничего. Говорю, немецкая винтовка у кого есть? Смотрю, один узбек лезет, вперед винтовкой, а самого не видно. Я цоп у него винтовку, он аж испугался. Я: «Подожди!» Из винтовки этой немецкой, а они хорошие были, пристрелянные. Я приложился — раз — и в стереотрубу: он брык головой на амбразуру, а стереотруба вниз кувырком покатилась. Есть! Наблюдателя сбили.

Слышу через некоторое время (мы там сидим, разговариваем) — выстрелы из пушки и снаряд идет, а мы уже вроде как и привыкли, говорим: «Да это не наш, это пролетел». Он на самом деле пролетел метров тридцать и разорвался. Оттуда осколок пробил с той стороны доску и мне в плечо правое, я кубарем вниз скатился. Глянули, а у меня бушлат разорван. Бушлат сняли, фуфайка смотрю, а там поменьше. Потом гимнастерку сняли, а там совсем меньше. Хорошо, что осколок сначала пробил доску, уже ослаб и потом уже только вдарил меня — не прямо в плечевой сустав, а косо и только вырвал мне немного, а кость не задел. А если б прямо — то он мог и руку мне вырвать. Меня перевязали. Это было 21 января 1943 года. Меня на командный пункт. Ожидай, вот кухня придет, тогда с ней уедешь в медсанбат.

Я там жду и смотрю, мой друг, которого я вытягивал, приехал с этой кухней. Да все, говорит, выздоровел. — «А ты че?» — «А меня сегодня ранило». Переночевали с ним, а наутро с кухней я уехал, а он пошел в часть. Как раз 2 февраля кончилось все — немцы сдались.

Из медсанбата дивизии я в свою часть уже не вернулся. Меня направили в полковую разведку.

Первое время жили на вокзале Сталинградском. Там грузовые склады сбоку, а они остались целы, только без окон. Мы там печку поставили, трубу вывели. Дров было много — развалин до черта. Сюда как раз к универмагу центральному, где Сталин-то стоял, тут раньше гвоздильный завод был, а напротив через улицу кафе было тогда 3 — 4-этажное до войны. И немцы от завода до развалин выложили стену примерно в метр толщиной кирпичом и оставили проход, может, метра полтора в сторону вокзала, а остальная стена универмаг отсюда загородила, тут же Паулюс был.

Через некоторое время нас перевели к Красным казармам, там частный сектор раньше был, и там кое-какие домишки еще уцелели, без окон, без дверей. Окна позабили досками, бочку тоже поставили, и вся дивизия там располагалась. А улица была перед Красными казармами, если со стороны железной дороги идти, асфальтированная широкая улица, так она была перегорожена вся немецкими могилами. Как они этот асфальт долбили, не знаю… Крест деревянный из кругляка и каска на каждой могилке. А так навалено этих трупов немецких было кучами! Куда в развалины не зайдешь, там лежат, трупов тьма!