Артем Драбкин - Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших

Потом нас перевели в поселок у Разгуляевки. Там по трофеям лазили, и занятия были. Вот на занятия пойдем, где сейчас Ангарский (там же ничего почти построек-то не было, это после войны полностью застроили). Немецкие пленные стягивали трупы и в котлованы по 300–400 человек закапывали. Немцев, может, человек сто, а охранников 2–3 человека, куда им бежать?

Это только немцев так хоронили. Сейчас ведь никто не знает где это, а сейчас разве сориентируешься, там же все позастроено. И тут перед Казармами эти немецкие могилки — их просто, наверное, сравняли и заасфальтировали, там они так под асфальтом и остались.

В марте как раз нашей дивизии присвоили гвардейское звание. Приезжали принимать представители, вручали знамя, гвардейскую присягу принимали на коленях вся дивизия во главе с командиром. Текст специальный тоже был… Я — гражданин Советского Союза… После знаки гвардейские вручили и потом через некоторое время нас в Гумраке погрузили в вагоны — и в Тульскую область, под Москву. Там есть крупная станция узловая, мы выгрузились, и нас по селам распределили, и мы формироваться стали. Пополнение получили, зимнее обмундирование.

Я попала на Сталинградский фронт, в полевой госпиталь. У нас был полевой госпиталь ну как бы быстрого реагирования. То есть какая задача-то была у нас? Мы палатки ставим, обрабатываем раненых, увозим, а сами дальше двигаемся. Так и делали. Номера госпиталя нашего я не помню. Знаю, что начальником нашего госпиталя был Федулов, что придавался госпиталь 2-й танковой армии. Еще знаю номер нашей полевой почты: 16816. Вот и все, что знаю.

Привезли нас, как сейчас помню, на такую станцию Кобрале. Туда, на станцию, свозили раненых. И мы там помогали разгружать-загружать и отправлять раненых.

Раненых было очень много! Об этом нельзя просто так рассказать. Это видеть надо! Мне было очень страшно. Раненые кричали и плакали. Что там творилось! Подходил эшелон за эшелоном. Раненых все время нужно было снимать, расфасовывать. Больница, где располагался наш госпиталь, была вся заполненная. И тогда раненых к людям отдавали: по квартирам или по хуторским домам распределяли-развозили. Тогда уже были колхозы. Так вот, в колхозах брали лошадей, брали подводы и на этих подводах развозили раненых по домам. Такое было тогда положение, что распределять раненых было абсолютно некуда, их очень было много. Потом мы ближе к Сталинграду пододвинулись и в итоге вышли на окраину города Сталинграда, там, где был Тракторный завод, большое такое здание. Вот там, где был край Сталинграда, мы и обосновались. Сначала мы размещались с ранеными в подвалах. Но эти подвалы не так-то просто было найти, все же было разбито-разрушено. Но разместились. У нас вход был широкий такой, большой. Во время бомбежек под лестницей прятались. Но если, конечно, снаряд попадет, то никуда не денешься. Раненых привозила такая грузовая машина с деревянным кузовом, она была у нас при госпитале. Я не знаю, как она называется, но мы ее называли «полуторка». Вот мы на ней от нашего полевого госпиталя ездили, собирали раненых, потом в госпиталь привозили. А когда оказывали первую помощь, то отправляли через реку Волгу, и это тоже мы делали. Через Волгу отвозили сначала на пароходах. Но пароходы были маленькие, и их не хватало. И тогда у нас раненых стали на плотах переправлять. Раненых свозили, грузили. Раненые находились в самых разных состояниях, были и те, которые в очень тяжелом были состоянии, они еще живы были, но почти не говорили. Что там с ними было потом, выжили они или не выжили, — я этого не знаю. А с легкими ранениями на ту сторону не отправляли. Те, кто мог ходить, не считались тяжелоранеными. Складывали раненых на каждом плоту помногу, их было, как селедки в ящиках. Когда я их переправляла, то записывала имена всех их на бумагу, что, допустим, Иванов, Сидоров, Петров переправились на плоту. Потом плот притягивали к берегу, а это нелегко было сделать — он же тяжелый был. Но немцы в иной раз бомбили по нам, образовывались волны, и тогда нам, медикам, приходилось раненых за шинели вытаскивать из воды. Некоторые погибали, тонули. Ведь сил у нас не хватало. И поэтому часто бывало такое: уронили раненого — и он пошел в воду. Я сама несколько раз в воде так искупалась, из-за этого сейчас и ноги болят. А представь себе, каково мне с моим маленьким весом было вытаскивать тонущих солдат.

Потом в Сталинграде началась зима, выпал снег. Тогда мы сгруппировались и немножко дальше передвинулись. Передвинулись или туда, или сюда (показывает), в какую сторону, я точно не могу сказать, знаю только, что в другое место. И там палатки установили, в них мы и разместились. Принесли стол, медикаменты — это было все наше богатство. Но нужно было за лекарствами ходить, потому что через некоторое время у нас эти медикаменты закончились. А ведь это было опасно: там били, сям били немцы. А мы знали, где в подвале одного дома были у нас медикаменты, их туда загружали. И вот нужно было под домами перебежать за ними под обстрелом немцев. В тебя стреляли, было страшно. Но в сам подвал идти было нельзя: там стреляли, и тебя бы сразу же бы убили. И поэтому влезали в окно. Но хоть это окно было на первом этаже, влезть мне было трудно. Нужно было для этого хоть скамейку достать. А где мне ее было достать? Так выручали раненые, которые подставляли свои спины. Вот два солдата один на одного становились, я становилась на спину последнего и влезала в окно. Они меня впихивали туда в окно. И я сколько могла, этих ящиков вытаскивала, скидывала. А солдаты, бедные, все терпели до последнего, потом складывали ящики. И так я сколько могла, столько ящиков и выносила. Но вообще размещали раненых не только в палатках. Там, в палатках, мы людям оказывали только первую медицинскую помощь. Наша задача была в основном только одна: помочь нашим раненым непосредственно на передовой. Вот мы это и делали.

Был один случай, когда я чуть было не погибла по неосторожности, и я его до сих пор хорошо помню. Ну, ситуация на Волге сами, наверное, знаете, какая у нас тогда была… Я пошла за ранеными. Надо хотя бы немного представить, как я тогда выглядела. На фронте мне дали штаны-галифе, дали гимнастерку, дали портянки, дали сапоги. Но сапоги мне дали самого маленького размера — 42-го, и из-за этого ноги из них прямо так и лезли, как говорят. Штаны были такими большущими. Так их, бывало, вожмешь, пуговицы застегнешь, ремнем затянешь и получалась такая большая шишка на животе. Вот такие мы были девушки-красавицы. На нас страшно было посмотреть. Косы сначала были. Но потом завелись вши от этого. И как нам было с этим бороться? Ведь мы не могли ни помыться, ни побриться, сам понимаешь. Делали так: разжигали костер и над этим костром встряхивали вшей как бы.