Виктор Поротников - Русь против Орды. Крах монгольского Ига

Перед тем, как появиться в селе, Якушка нацепил на себя седовласый парик и длинную бороду, подрисовал охрой мешки у себя под глазами и старческие морщины на лбу и щеках. Свой добротный суконный кафтан, соболью шапку и сафьяновые сапоги Якушка убрал в мешок, нарядившись в заплатные порты, рваный зипун и драную заячью шапку. На ноги Якушка надел легкие опорки из лыка.

По замыслу Якушки, ему и Тимофею надлежало разыграть из себя бедных странников, добирающихся из Пскова в Тверь и сбившихся с пути.

Тимофей тоже нарядился в полинялую льняную рубаху, ветхие порты и онучи. Все это загодя припас для него смекалистый Якушка. Лошадей было решено спрятать в лесу.

«В таком-то виде мы не привлечем к себе излишнего внимания и тем более не вызовем опасения со стороны похитителей Ульяны, – сказал Якушка Тимофею. – Всякого недруга нужно застигать врасплох, дружок. И ко всякой опасности надо готовиться тщательно и заранее!»

Глядя на то, как Якушка прячет в рукавах два ножа с костяными рукоятками, а под кушаком на поясе умело затаивает кистень на прочном волосяном шнуре, Тимофей вмиг сообразил, что его спутнику явно не впервой выходить на столь рискованное предприятие. И значит, не зря про Якушку в Москве поговаривают, что он во многих передрягах побывал и не раз выходил сухим из воды.

По примеру Якушки Тимофей тоже спрятал свой нож под рубахой.

Выйдя из лесу, два переодетых молодца, опираясь на суковатые палки, прошли из конца в конец по единственной деревенской улице. Они сразу заприметили большой бревенчатый дом под тесовой двускатной крышей, обнесенный высоким тыном. Этот дом стоял чуть на отшибе близ пруда, заросшего камышом, резко отличаясь от убогих избенок смердов, крытых корой и соломой.

Дальнейшее происходило по замыслу Якушки, который изображал подслеповатого старца, а Тимофей – его поводыря.

Постучав в ворота дворянской усадьбы, Тимофей сказал, что ему нужно видеть хозяина дома по важному делу.

Сторож позвал владельца усадьбы, им оказался Ефим Ремез.

Тимофей, старательно изображая врожденное заикание, наплел Ефиму Ремезу о том, что в нескольких верстах от этого села какие-то лихие людишки напали и ограбили двоих имовитых всадников. Мол, разбойники отняли у несчастных коней и одежду, а самих повесили на придорожной осине.

– Мы-то с дедуней успели в кустах схорониться, посему грабители нас и не заметили, – добавил Тимофей и достал из своей котомки украшенный разноцветным стеклянным бисером кошель для денег, якобы подобранный им на лесной дороге после того, как разбойники скрылись. – Вот безбожные злодеи обронили впопыхах, когда делили награбленное между собой.

Ефим Ремез осмотрел кошель, затем пригласил мнимых странников в дом.

Поднимаясь по ступеням крыльца, Тимофей и Якушка услышали, как Ефим Ремез зычным голосом приказывает своим челядинцам седлать коней, вооружаться и мчаться вдогонку за неведомыми грабителями.

– Чтобы у меня под носом какие-то сволочи вздумали разбойничать, да я их за это на кол посажу! – рычал хозяин усадьбы, намереваясь сам возглавить своих людей. – Ежели эти выродки сынов моих порешили, то я их под землей найду и на куски порежу! Живее, по коням! Чего вы возитесь, как пьяные!

Уже сидя в седле, Ефим Ремез крикнул своей супруге, появившейся на крыльце, чтобы та накормила бедных путников и присмотрела за ними. Супругу дворянина Ефима Ремеза звали Степанидой. Это была полная статная женщина, румяная и круглолицая, лет сорока пяти.

Степанида пригласила нежданных гостей в трапезную, повелев молодой челядинке накрыть на стол.

– Достань из печи горшок с кашей и пироги с морковью, – распорядилась полногрудая хозяйка, подтолкнув служанку в спину. – Молока им налей коровьего, а не козьего. Хлеба порежь ржаного.

Затем Степанида поспешно удалилась на женскую половину дома, словно там ее ожидала какая-то незаконченная работа.

Тимофей и Якушка угощались просяной кашей, успевая между тем расспрашивать юную служанку о сыновьях Ефима Ремеза, о количестве его челяди, о путях-дорогах, ведущих от Сычовки до Ржевы. Простодушная челядинка поведала гостям, что оба сына ее хозяина пребывают на службе во Ржеве, но должны вот-вот наведаться в отчий дом, так как сюда позавчера доставили невесту для Никиты Ремеза.

– А что это за причитания сюда доносятся? – вытянув шею, проговорил Тимофей. – Как будто плачет кто-то?

– Это невеста Никиты слезы льет, – усмехнулась служанка, наливая из кувшина молоко в две глиняные кружки. – Оторвали ее от отца-матери, вот она и страдает, глупая. Молодка она еще несмышленая!

Дождавшись, когда служанка отвернется, Якушка подскочил к ней сзади и ударом палки по затылку отправил ее в бесчувствие. Поддержав падающую на пол челядинку, чтобы она не ударилась головой об угол стола, Якушка кивком головы велел Тимофею встать у двери, ведущей в сени.

– Кто бы ни вошел, действуй, как я! – властно бросил Тимофею Якушка.

С палкой наперевес Якушка устремился к дверям, за которыми скрылась хозяйка дома.

Прошло несколько томительных минут, показавшихся Тимофею вечностью. Стоя возле дверного косяка и сжимая в потных руках увесистую дубину, Тимофей с бьющимся сердцем прислушивался к звукам, долетающим из сеней и со двора, где изредка взлаивали цепные псы и громко переговаривались между собой сторож с конюхом.

Наконец в трапезной появился Якушка, тащивший за руку перепуганную заплаканную Ульяну. Девушка не сразу узнала бросившегося к ней Тимофея, лицо которого было покрыто искусно нарисованными Якушкой шрамами и оспинами. Опознав своего любимого скорее по голосу, нежели по внешнему виду, Ульяна разрыдалась теперь уже от радости.

– Что ты сделал с хозяйкой? – спросил Тимофей у Якушки.

– Жива она, не беспокойся, – ответил тот. – Лежит в спальне связанная.

Далее Тимофей опять действовал по указанию Якушки. Выбежав из дома на крыльцо, он испуганно закричал, что Степанида обварилась кипятком. Сторож и конюх бегом устремились в дом и в трапезной столкнулись лицом к лицу с Якушкой, который ловко и хладнокровно зарезал обоих ножом.

Дабы избавить Ульяну от вида окровавленных мертвецов, Якушка предусмотрительно спрятал ее в сенях за бочками и корзинами с шерстью.

Выйдя за ворота усадьбы, Ульяна и ее спутники торопливым шагом добрались до деревенской околицы и скрылись в лесу, сопровождаемые подозрительными взглядами деревенских баб и мужиков, выглядывающих из-за изгородей.

Отыскав в ельнике привязанных к деревьям лошадей, Якушка и Тимофей скинули с себя рваные одежды, смыли с лица охру и облачились в свои дорогие кафтаны. Ульяна только диву давалась, глядя на то, как Якушка снимает с себя парик и накладную бороду, превратившись из согбенного старца в удалого молодца.