Игорь Лощилов - Отчаянный корпус

Офицеры отозвались нестройными голосами.

— Не понял. Поскольку темно и рук не видно, будем ориентироваться по звуку. Отвечать «да» или «нет». Согласны с такой резолюцией? Да? Не слышу. Да? Мало каши ели… Да?.. Оце гарно. Кто нет? Не слышу. Нет таких? И оце гарно… Уси разумилы? А замполит, где вин? Утек… ну и бис с им. Оставайтесь тута, а мы пийдемо дальше…

Он повелительно махнул рукой, призывая товарищей поспешить в дальнейший путь.

В машине царило веселое оживление.

— Ты чего под генерала Клименко стал работать? — спросил Алишер, вспомнив начальника суворовского училища.

— Не знаю, — пожал плечами Лабутя, — само нашло, я ведь украинской мовы не разумию. Вот чудно! Так представилось ясно, что мы на общеучилищной поверке, и генерал речь держит…

— Это и была поверка, — заметил Ветров.

Афганец дружелюбно ткнул в бок Владислава Кирилловича:

— Вы, батя, хорошо сказали: белого кровь покрасила, а красного смерть побелила. Кто написал?

— Цветаева.

— Баба? Вот не подумал бы…

Впереди опять засверкала россыпь огней, и Ветров сбросил газ.

— Интересно, куда пропал этот «металлист»? — сказал он, имея в виду замполита. — Так бесславно оставить поле боя! Мне-то подумалось, что такой будет стоять до конца.

— Может, и постоит. Впереди еще одна колонна, — отозвался Алишер.

Правая сторона шоссе была занята БМП. Фары высветили военного регулировщика, который показал им на обочину. Там стояли несколько человек. От них отделилась фигура в офицерской накидке.

— Ваши документы?

— А в чем дело?

— Ваши документы, — повторил он строгим тоном.

«Да это не инспектор», — подумал Ветров и тоже строго спросил:

— Кто вы такой и почему я должен предъявлять документы?

— Вопросы задаю я! — крикнул офицер и сделал знак, по которому машину окружили четверо солдат, по одному на каждую дверь. — Выйти из машины!

При таком оформлении команду, конечно, пришлось выполнить. Офицер показал им на освещенное перед машиной пространство и прошел туда сам. Лицо его было маловыразительно: глаза — плошки, нос — картошкой, рот — щелью, так обычно изображают деревенских Ваньков.

— Я офицер особого отдела Цыпляев. Все здесь или кто еще с вам?

Петров издевательски фыркнул:

— С вам! Говорить хоть бы выучился, Кострома.

Он попал в точку — нынче особый отдел действительно представлялся костромским парнем, а те всегда сердятся, когда им об этом напоминают, ибо, кроме всего прочего, кострома — чучело из соломы. Поди знай, какую букву имеют в виду насмешники, большую или маленькую?

Цыпляев смерил его гневным взглядом:

— Это откуда такой грамотей? Документы!

— А этого не хочешь? — Петров поводил перед ним согнутой рукой.

Взбешенный особист стал расстегивать кобуру и яростно крикнул:

— Руки за голову!

Петров смотрел с улыбкой и не спешил выполнить команду.

— Кому сказано?

Цыпляев принялся раздувать ноздри и, не отрывая горящих плошек, передернул затвор. Ну, сколько на это нужно? — доли секунды, а Петрову и их оказалось довольно — в результате молниеносного приема пистолет оказался на земле, а особист в кювете.

— Взять его! Чего стоите? — закричал он оттуда.

Солдат, бросившийся выполнять приказ, тотчас же присоединился к нему.

— Третьего ломаю! — предупредил Петров.

Желающих ломаться не оказалось. Он поднял пистолет и скомандовал выходить. Цыпляев неуклюже выбрался на обочину.

— Вы за это ответите, — хрипло выдохнул он.

— Уже и вежливости научился, — хмыкнул Петров. — И кто тебе про нас насигналил, не замполит ли?

— У меня была с нем беседа, — последовал уклончивый ответ.

— Ясно. И где сейчас этот сигнальщик?

— Поехал навстречу колонне.

— А с нами что хотел сделать?

— Допросил бы, выяснил, где сообщники, кто за вами стоит…

Ветрову сразу вспомнился старшина Сердюк с его неизменным: «От кого шел? Пароли, явки, адреса?» Подумалось: столько лет прошло, выросло новое поколение, а они — будто в спящем королевстве. Петров, верно, подумал о том же и удивился:

— И кто тебя в органы определил? Нахватался слов: ответите, вопросы задаю я, где сообщники? А безоружного человека взять не мог.

Цыпляев шмыгнул разбитым носом:

— Пистолет отдайте.

— Успеется. Пойди, приведи себя в порядок.

Тот тяжело потопал к притаившейся машине, а Петров, глядя на эти нескладные движения, покачал головой и выразительно плюнул.

По вопросу дальнейших действий выявились разногласия. Одни предлагали ехать дальше, проводить собрания и принимать резолюции, другие считали целесообразным ехать к Ильину и убедить его отдать приказ об остановке движения подчиненных частей. Примирил Петров — пусть все отправляются навстречу колонне и там поработают, а он с особистом найдет командующего и привезет его.

— Вы же все толковали про кадетское братство, что же он, не послушает своих ребят? Дайте только знак…

«Ребята» переглянулись — а ведь верно! Ветров поспешил в машину и черканул несколько строк. Пока писал, Лабутя незаметно шепнул особисту:

— Видел, что за птицы? Брать преждевременно, выявим связи. Оставь своих людей для наблюдения, а сам немедленно к командующему. Доставь полковника Петрова с донесением.

— Петрова? А-а, псевдоним, понимаю, — обрадовался тот и побежал отдавать распоряжение.

Лабутя заглянул к Ветрову в машину:

— Написал? Курьер готов. И не надо мучиться. Хам сказал царице Хаме: прозы нет, пиши стихами.

— Я так и сделал, — улыбнулся Ветров и протянул Лабуте записку. Там стояло его старое четверостишие с несколько измененными словами:

Под ним подписи: Алишер, Лабутя, Жека.

— Молоток! — одобрил Лабутя. — Пусть теперь попробует не откликнуться.

Через минуту машина офицера особого отдела понеслась в мокрую темноту.

Ночь для генерал-лейтенанта Ильина выдалась тревожной. Смена власти — событие незаурядное, и так уж повелось, что лидеры у нас по своей воле не уходят, все как-то внезапно, словно специально для проверки боевой готовности войск. Помимо обычной работы хватало разного рода звонков от однокашников по Академии Генштаба, партийных и советских работников, с кем приходилось встречаться в повседневной жизни. Интересовались обстановкой, прощупывали отношение к происходящему. У него на этот счет было давнее правило: не принимать участия в политических играх. Кое-кто из коллег, кому показался узким военный мундир, начал мечтать о масштабах государственного деятеля, даже о президентстве, он же профессии изменять не намеревался и хотел делать свое дело. Так и отвечал: у меня-де сапоги в порядке, а выше сапога не сужу.