Сергей Михеенков - Заградотряд. «Велика Россия – а отступать некуда!»

Петров схватил связку за длинную ручку и, понимая, что ему может не хватить всего одного мгновения, машинально сунул ее в черный зев башенного люка.

Когда после затяжного взрыва, который разломил танк на несколько частей, они, посеченные мелкими осколками, прибежали к речке и упали возле кладей отдохнуть и отдышаться, бронебойщик толкнул его в бок и сказал:

– А ты, Калуга, парень ходовой. Как на гармони сыграл! Выпить хочешь?

– Пошел ты!

– А я выпью.

Петров слушал, как, прорываясь сквозь вибрирующий звон легкой контузии, булькало над самым ухом, и ему вдруг тоже захотелось выпить водки. Звон в ушах не проходил, наоборот, он нарастал, и казалось, вот-вот он настигнет их и накроет новой волной осколков. Он закрыл ладонями уши и прижался к земле.

– Не ссы, Калуга, это скоро пройдет. Тебя сильно задело? У меня вон вся шинель снизу… – Бронебойщик хрипло засмеялся. – Я думал, накрылась моя медаль. И на хрена она мне?

Петрову еще сильнее захотелось выпить. Иначе, почувствовал он, слезы вот-вот хлынут и задушат его.

– Дай сюда! – И он вырвал из рук бронебойщика обшитую материей трофейную фляжку.

– Выпей, выпей, Калуга. Что будем докладывать ротному?

– Что, боишься, обещанную медаль не получишь? – Петров отдышался и снова глотнул.

– Да нет, – уже спокойно ответил Колышкин. – Представляешь, Калуга, ты только что две жизни спас. Давай за это и выпьем.

Выпили и за спасение своих жизней. Колышкин привстал, посмотрел через ольховые заросли. Танк полыхал бурым огнем, торопливо пожирая все, что могло гореть, и отсветы пожара трепетали над их головами на стволах ольх, которые сейчас казались бронзовыми, на резко очерченных скулах бронебойщика и заляпанной грязью каске.

– Горит, – засмеялся он с привычной хрипотцой. – Радуйся – твоя работа. Ты винтовку не потерял?

– Нет. – И Петров ощупал прицел и затвор. Все оказалось на месте. Прицел был надежно зачехлен.

– Считай, что это мой тебе подарок. Теперь я твой должник по гроб жизни. – И Колышкин обнял Петрова. – Ты, видать, еще и неженатый. Вам, молодым, легко на войне. Знаешь, как бы я сейчас воевал, если бы один был! А у меня двое детей в Туле. Ну, не в самой Туле. Есть под Тулой такое село – Ново-Басово. Вот оттуда я родом. И там семья моя живет. Жена и двое сыновей. Мать с отцом в Туле. Не знаю, может, и там уже немец хозяйничает. Я, когда на фронт пошел, просил, чтобы меня туда, под Плавск, направили. Попал сюда.

Петрова подмывало спросить младшего сержанта, как он, при таком незавидном росте, угодил в бронебойщики, но вовремя успокоил себя. Злость на Колышкина, который чуть не угробил их своим неловким броском связки гранат, уже перекипела. К тому же на плече висел трофейный «маузер», подаренный младшим сержантом. И не просто «маузер», а с оптическим прицелом. Правда, он его еще не успел осмотреть – цел ли.

Уже на своем берегу Колышкин вдруг спохватился:

– У тебя есть граната?

У Петрова была одна граната, но он ее берег и отдавать не хотел.

– Не жмись, Калуга, у меня в окопе три штуки лежат. Поделюсь по-братски. Клади бы надо заминировать.

Бронебойщик вытащил из кармана моток телефонного провода и кусачки. Где он все это раздобыл, оставалось только догадываться. Не зря в танке шарил. Один конец провода он привязал к стойке, на которой держалась жердь перил, другую – к кольцу Ф-1. Потом осторожно разогнул усики.

– Не забыть только нашим сказать. А то ночью попрутся за трофеями…

Они вернулись в полупустую траншею. Первый и третий взводы уже ушли в тыл. А старшина Звягин рассредоточил своих людей по всей ширине обороны роты и, хмурый, сидел на НП командира роты и курил горький самосад, не совсем просушенный, должно быть, раздобытый в деревне.

– Никанорыч, а где командир роты? – уже догадываясь о том, что они слишком долго вели разведку за Боровной, спросил бронебойщик старшину Звягина.

Звягин и Колышкин – земляки. И не просто земляки, а из одного села, оба новобасовские туляки, гармонники, и вдобавок ко всему еще и какая-то дальняя родня.

– Мотовилов роту увел на новые позиции.

– А ты ж чего тут?

– Мой взвод в заслоне. Первый эшелон. – Старшина Зыбин хорошенько затянулся и протянул «сорок» Клышкину. – На-ка вот, затянись. Небось опять около смерти походил.

Бронебойщик взял порядочный остаток самокрутки, такой оставляют только боевому товарищу да земляку, потянул и раз, и другой, окутывая пеленами табачного дыма и свое исхудавшее еще сильнее лицо с заострившимися скулами, и высоко поднятые плечи, и каску, забрызганную грязью. После боя они еще не виделись и не разговаривали.

– Гляжу, осунулся и ты, Никанорыч. Убитых-то в твоей бригаде много?

– Двое. Молодые. – Старшина Звягин покачал головой. – Легко тебе, только за свою голову печаль. А у меня вон полвзвода таких, кто в первый раз из винтовки стрелял.

– Пообвыкнутся. Ты только побереги их, на первых-то порах, под пули особо не суй.

– Не суй… Кого-то ж надо.

– Нас, стариков.

– У стариков дети.

– Мы все же малость уже пожили.

– Пожили…

– Так кому мне докладывать? Что ротный сказал?

– Мне и докладывай. Я ж должен знать, что там деется, за речкой. А потом Мотовилову доложишь.

Петров сидел неподалеку на гранатном ящике. Он слушал разговор двух земляков и переобувался. Никак не получалось у него правильно наматывать портянки. Как бы он ни старался, а правую ногу через час-другой ходьбы начинало то на пятке, то на носке, то еще где-нибудь тереть и надавливать. Натруженные ноги нехорошо пахли кислым, с примесью застоялого сапожного духа. Петров пошевелил пальцами. Холодные, как лед, дождинки приятно прокалывали гудящие от усталости ступни. С минуту он сидел так, дав ногам простор и дыхание. Потом подмотал портянку и сунул ногу сперва в левый сапог. Когда начал обувать правый, услышал, как забранился старшина. Не сразу и понял, что – на него.

– Что ж ты делаешь, такой-рассякой да с перекосом! Как ты портянку подмотал? А ну-ка, покажь!

Старшина Звягин сдернул с ноги Петрова портянку. Не успел тот опомниться, как взводный схватил огромными ручищами его ногу, расправил портянку, встряхнув ее перед носом бойца, и ловко обмотал вокруг ступни, а остаток, короткий косячок, который Петрову всегда некуда было девать, ловко подсунул под складку.

– Вот так! Запомнил?

Петров кивнул.

– Что ж ты своего второго номера сапоги носить не обучил? Как же он у тебя с ружьем справляется?

– Справляется, – зачем-то сказал неправду младший сержант Колышкин и даже не посмотрел на Петрова.

– Трофей прихватили? – кивнул старшина на немецкую винтовку, которую Петров старался не выпускать из рук. – Снайперская, что ли?

– Снайперская. В танке нашел. И зачем она танкистам?