Сергей Дышев - До встречи в раю

— Не утешайте меня, — вдруг строго сказала Маша. — Еще неизвестно, кто кого должен утешать.

— Маша, не надо! — попросил Юрчик. — Костя ведь хочет помочь нашим больным.

— Да, нашим больным, — тихо подтвердила она. — Мы не будем возвращаться?

Но ее не расслышали.

Вечером они поссорились.

— Ты держишь меня взаперти… Выпусти меня, Юрочка! — вдруг взмолилась она. — Отпусти, мне плохо здесь, я буду тебя обзывать, щипать, мучить, пока ты не отпустишь меня.

— И куда ты пойдешь? Там нормальным людям жизни нету, ты умрешь через десять минут, как рыба без воды, те же бандиты отловят тебя и живой не отпустят.

— И пусть меня убьют, но я умру свободной!

— Ты идиотка!

— А ты сомневался? — Она расхохоталась. — Все равно я убегу, даже если ты меня посадишь на цепь. А на цепь ты меня не посадишь, потому что ты добрый и еще любишь меня. А я тебя за все это ненавижу!

Юра сделал вид, что сдался, и на самом деле зашел в тупик. Успокоительных лекарств не было, да и не стал бы он колоть Машу. Он не выносил, когда бьющихся в припадке людей заламывали дюжие Иван со Степаном, а Аделаида Оскаровна, мертвенно поблескивая очками, с видимым удовольствием втыкала сверкающую иглу в человечью мякоть. Больной стихал — будто постепенно угасал.

— Хорошо, — повторил он. — Как стемнеет, мы выйдем в город, возьмем с собой целлофановый пакетик с сандвичами, французским шампанским и шоколадным бисквитом. Мы устроим чудненький пикничок на развалинах старинного здания, их в городе сейчас — на каждом углу. Потом мы будем сражаться с бандитами и в заключение совершим какой-нибудь подвиг. Ты не против?

— Ты начинаешь исправляться! — строгим голоском похвалила Маша. — Если ты будешь и дальше слушаться меня, я открою тебе свою тайну.

— Договорились. А теперь ложись и отдохни, — распорядился Юра.

— Ты чего? — Она покрутила пальцем у виска. — У меня же сейчас не депрессивный, а эйфорический период! Мне и ночью спать не хочется, — похвасталась Маша, победоносно улыбнувшись.

— Ну так делай что хочешь. Но без меня никуда ни шагу. — И он сам плюхнулся на кровать.

Маша незаметно опустилась рядом, только не на постель, а на пол. Ее лицо как раз оказалось на уровне Юркиной руки. Он погладил ее по щеке, она доверчиво, будто ждала ласки, потерлась о его ладонь.

— Ты боишься своего будущего? — спросила она.

— Я его не знаю, почему я должен его бояться? — Он задумался. — Если человек не знает своего будущего и даже не предполагает, каким оно может быть… значит, он вообще может ничего не бояться.

Выходила абсолютная чепуха, которую не следовало произносить вслух даже при Зюбере.

— Ты всегда задаешь мне такие вопросы… Вообще-то человека без будущего не бывает.

— Я — без будущего!

— Кто тебе сказал?

— Аделаида Оскаровна… Однажды я ее назвала старой жабой, — пояснила Маша, — а она сказала, что я скоро стану такой же, как Малакина, и даже хуже… Потом я еще слышала, как доктор говорил одному больному, что всех нас ждет постепенное превращение в червей, бессмысленных идиотов…

— Доктор просто слабый человек, от него ушла жена, а Аделаида — старая, одинокая и несчастная женщина. Это у них нет будущего… — и, подумав, Юра добавил: — А у нас с тобой есть.

— Если я выздоровлю, — очень тихо сказала Маша.

Юра вскочил с койки, опустился рядом на колени.

— Ты обязательно выздоровеешь.

Юра притянул ее к себе и поцеловал в губы, ощутив, какие они холодные и нежные. «Как тоненькая живая пленочка», — подумал он. Маша замерла, закрыв глаза, он поцеловал ее крепче, почувствовав, как она прижалась к нему, доверчиво, торопливо, будто боясь, что этот миг исчезнет без следа. И тогда не останется ничего: ни веры, ни надежды, ни будущего. Все это как озарение промелькнуло в голове Юрки, он понял и то, что Маша никогда не скажет даже при всей своей открытости: как она зависима от него, Юрки, и что разрыв будет беспощаден для нее и смертелен.

— Я покажу тебе ночной город, ты превратишься в серую кошку, мы будем лазить с тобой по древним развалинам, подглядывать за людьми, которые прячутся от злых духов…

— И будем их пугать? — восхищенно спросила Маша.

— Только не сильно… Мы будем следить за разбойниками и прятаться от вербовщиков в боевые отряды. Они повсюду шныряют, как крысы, заставляют идти на войну, стрелять в людей. Они ненормальные, и вот их надо бояться больше всего…

— А если нас поймают? — осторожно спросила она.

— Тогда мне побреют голову и отправят воевать.

— А мне тоже побреют голову?

— Тебе первой!

Маша призадумалась, а Юрка весело рассмеялся — завел девушку в тупик.

— Ты, конечно, все врешь, ты классный врунишка, но все равно тебе не удастся меня обмануть. Потому что я выздоровела и поумнела… И нам пора, уже стемнело… Ты обещал!

— Хорошо, — мрачно произнес Юрка и призадумался. — В городе темно, но все равно нужно замаскироваться. Надень мой спортивный костюм. Он синий, как раз то, что надо. А я надену темную рубашку.

Маша послушно скинула юбчонку и блузку, оставшись в одних трусиках. Юрка зажмурился: он еще ни разу не видел ее обнаженной. Видел старых и немощных, которых обмывал, а ее — нет. Она была худенькая, как тростинка, сосочки топорщились на маленьких грудях. Маша быстро залезла в спорткостюм и сказала, что готова.

— А теперь мы должны позаботиться о косметике. Пошли на кухню.

Там он вымазал сажей ее лицо, в полоску, потом густо намазал свое. Она хохотала, показывая на него пальцем, и еще больше, когда увидела себя в зеркале.

— Если нас поймают, мы — негры, шли из Африки в Европу и заблудились…

— Мы потребуем, чтоб нам вызвали посла! — поддержала тему Маша.

— Нам пора. Снимай свои туфли, идем босиком. Во всем слушайся меня.

— Хорошо.

Они тихо спустились во двор, прошли к воротам. Солнце уже провалилось за горизонт, тихий вечер опустился на город. Сыромяткин спал, сидя на скамеечке. Юра отодвинул засов, пропустил вперед Машу, потом с грохотом, чтобы разбудить сторожа, захлопнул дверь. В ответ послышались нечленораздельные звуки.

— Бежим! — крикнул Юрка, схватил Машу за руку, и она засмеялась.

— Давай его напугаем! — предложила она.

— Не надо. Он безобидный и к тому же бывший поэт! — на бегу выкрикнул он.

Они неслись, едва касаясь обнаженными ступнями горячей дороги. Огромные сумрачные деревья, выраставшие перед ними, казались великанами, у которых окаменело тело, но живой осталась душа. Разлапистые ветви-руки уходили в черно-синее небо, будто взывая, безнадежно укоряя.

Они пошли по середине дороги, которая тоже еще хранила воспоминания о маленьком провинциальном рае. По обочинам тянулись нетронутые кусты, над ними плавали безмятежные огоньки-светлячки. И конечно, насвистывали бестелесные существа — цикады. И лишь однажды откуда-то из черной подворотни, а может, из-за угла, выскочила огромная железная коробка на колесах, она промчалась, завывая и лихорадочно шаря вокруг себя белым столбом света. Маша и Юра пригнулись, чтобы не возбуждать злое любопытство чудовища. Потом вдалеке они увидели неясный электрический свет и вскоре вышли к площади.