Сергей Дышев - До встречи в раю

После этих слов директор вытащил из оттопыренного кармана плотную пачку долларовых купюр и стал раздавать их больным. Те с интересом брали, рассматривали, не зная, как с ними поступать. Кто-то уже выпустил из вялых пальцев зеленую бумажку, и ветер, подхватив, разыгрался с ней.

— Это доллары, доллары, — горячо объяснял благодетель.

Но безумцы не понимали его. Все, что они хотели, — это покушать, а потом всласть покурить. Тут во дворе появился Автандил Цуладзе. Увиденное потрясло его до самых оснований его грузинской души. Он протиснулся к директору, который продолжал распространять банкноты, выхватил поредевшую пачку, пожал ему руку и кинулся собирать деньги обратно. Кто отдавал молча, кто — плача, кому пришлось бить в зубы.

— Кажется, идиотов прибавилось, — бормотал он, выхватывая купюры из почерневших от грязи рук больных и пряча их в карманы халата. Когда пачка была восстановлена, Автандил громко расхохотался, хлопнул директора по плечу: — Хороший ты мужик! Оставайся с нами, койку найдем!

Благодетель глянул просветлевшим взором на Цуладзе, отрицательно покачал головой, тихо молвил: «Нет, у меня иное предназначение», — и ушел прочь. Больше его никогда не видели. Говорили, что кто-то встречал странного мужчину, который шагал в сторону севера и спрашивал ближайшую дорогу к монастырю.

…Старый поэт Сыромяткин надумал постучать в дверь каморки. Что-то с грохотом треснуло, посыпалась радужная штукатурка. Юра нехотя поднялся и, как был в естественном виде, пошел открывать, даже не подумав, стыдно это или некрасиво. Сыромяткин, увидев обнаженного юношу, заговорил чистейшей прозой:

— О, величественнейший и прекраснейший Аполлон! Не соблагоизволите ли вы и Дева Мария посетить в сегодняшнюю ночь волшебный бал? Бал будет символическим, он внесет ясность во все то многое, что каждый из нас, влекомый нашей бедственной и горемычной судьбой, пытается найти в безысходной жизни… И в этом предназначение мероприятия. Не пир сатанинский во время чумы, но прибежище последней радости для истомленных душ…

Юра и Маша облеклись в одежды и спустились во двор. Больные были уже там. Вынесли даже тех, кто не мог передвигаться. Стояла здесь и кровать, покрытая простыней. Открылись ворота и гуськом, один за другим, потянулись музыканты с трубами, кларнетами, флейтами и прочим духовым скарбом. К ним решительной походкой направился Автандил.

— Почему без фраков? — строго спросил он толстячка-дирижера.

Тот стал вполголоса оправдываться, разводя при этом руками… «Видимо, трудности», — подумал Юра и направился к музыкантам. А те уже грянули вальс «Амурские волны».

— А-а, господин санитар! — недобро усмехнулся Автандил. — Вы получили мое приглашение на бал?

Юра молча кивнул. Когда музыка закончилась, он подошел к дирижеру и спросил:

— Как ему удалось уговорить вас прийти сюда?

Тот потупился и ответил, покраснев:

— Он предложил нам хорошие деньги. И все мы с радостью согласились. Кому сейчас нужна музыка? Свадеб нет, а похорон так много и жизнь настолько скверная, что о музыкантах даже и не вспоминают… Мы из городского театра, господин санитар, и этот человек по имени Автандил, дай бог ему здоровья, вручил нам задаток в настоящих американских долларах и пообещал дать остальную часть после бала.

— Сыграйте что-нибудь веселое, — сказал Юра, глянув на подошедшую Машу. — Правильно я говорю?

— Правильно, — согласилась она и погладила толстячка по щеке, и тот даже замурлыкал от удовольствия — видно, давно его никто не ласкал. — Грустная музыка нужна тем, кто устал смеяться.

Тут притащили Малакину, сняли простыню, она открыла глаза, подслеповато огляделась. Ее заботливо усадили.

— Зажгите огни! — потребовала она.

И тотчас несколько человек с торопливостью слуг бросились поджигать сваленные в кучи доски, ветки — видно, те самые, которые предназначались для сжигания доктора Шрамма. Ночь озарилась. Началось веселье. Больные пустились в пляс. Мелькали, развевались серые и клетчатые халаты, с ног слетали калоши, больничные тапочки, а толстый Зюбер собирал их в одну кучу и смеялся. Люди как угорелые носились вокруг костра, прыгали через огонь, рискуя подпалить полы, несколько человек сбились в хоровод. В отблесках пламени мелькала, кружилась череда бессмысленных лиц. Старушки в платках, мужички в порванных майках двигались вприпрыжку, вздрагивая телами, как заведенные, — все это казалось смелой выдумкой сюрреалиста, решившего воплотить свои видения в живом спектакле. Но люди не знали, что всего лишь выполняют заданные им роли, они по-детски радовались и считали, что у них достаточно поводов повеселиться. Музыканты, купленные на американские доллары, усердно раздували щеки, музыка выливалась из золотых труб, отблеск пожарища сверкал на них, точно раскаленных. А режиссер стоял в стороне и ухмылялся. Автандилу Цуладзе доставляло удовольствие наблюдать. Наконец, он сделал повелительный знак оркестру, и музыка смолкла, танцующие замерли, кроме трех-четырех, которые все еще жили в мире танца.

— А теперь следующая часть программы — «море разливанное, алкогольное»! Гуляй, братва!

Он сделал широкий жест в сторону заготовленных ящиков с водкой и шампанским, народ хлынул, возникла давка, все одновременно закричали, заверещали. Юра бросился к безумцам, пытаясь остановить их, но было поздно. Ящики вмиг опустели, хлопали пробки шампанского, водку, вино пили прямо из бутылок, взахлеб. Юрка пытался отбирать бутылки, но тут же убедился, что здесь его власть бессильна.

Через полчаса все было кончено. Повсюду валялись ослабевшие организмы, оглушенные мощными алкогольными залпами. Пошатываясь, переступали уцелевшие, поднимали с травы бутылки, тщательно проверяли содержимое. Автандил рассчитывался с дирижером, тот кланялся, получая каждую купюру, после чего ритуально поцеловал всю стопочку.

Костры потухли. Начинало светать. Маша и Юра сидели на крыльце, думая об одном и том же: утром все будет по-другому. К ним подошел Автандил.

— Молодые люди скучают? Не хотите ли выпить со мной шампанского? У меня осталось.

— Зачем вы их напоили? — сердито спросил Юра. — Смотрите, на кого они похожи!

— Они похожи на самих себя. Когда была музыка, они простодушно пустились в пляс. Когда вынесли выпивку, они тут же набросились на нее и выпили все до капли. Зато я сделал их, хоть и на короткий срок, счастливыми. А вот тебе это не дано. Ты юн и глуп, правда, у тебя доброе сердце. Однако от него так же мало было бы пользы, если б мы, ха-ха, решили сварить из него суп. На всех. Отщипнули бы по кусочку — и через минуту забыли.

Они ушли от мерзкого Автандила и через минуту заснули в объятиях друг друга. Юрка проснулся от шума, вскочил, ему показалось, что кричали: «Пожар!» Приподнялась и Маша, пробормотала что-то спросонья, сонно моргая: