Владимир Першанин - Не промахнись, снайпер!

Били шрапнелью, чтобы бойцы не успели разбежаться. От металлических шариков сверху гибли и те, кто пытался зарыться в песок, и те, кто убегал. В ту ночь были убиты, истекли кровью более сотни молодых необстрелянных ребят. А сколько лежали в лазарете, получив по пять-десять шрапнелин и осколков? Они вдали следующей ночи, отправки в санитарный батальон, и умирали один за другим. Шрапнель — поганая штука.

Своих самолетов на Дону итальянцы не имели. Немецкая авиация действовала в основном под Сталинградом, бомбили также плацдармы и понтонные мосты южнее наших позиций. Над участком дивизии и 1311-го полка часто крутился на большой высоте самолет-разведчик «Фокке-Вульф-189», или «рама», как его чаще называли.

Несколько раз налетали небольшими группами пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87», с воем сирен сыпали вниз пятидесяти- и стокилограммовые бомбы. Не выдержав воя сирен и взрывов тяжелых бомб, некоторые бойцы выскакивали из траншей, бежали куда попало. Их обстреливали не только самолеты, но и итальянцы с правого берега. Запомнилось, что в этой суматохе людей гибло гораздо больше, чем при бомбежке.

Иногда парами или четверками на огромной скорости проносились «Мессершмитты». Летали они низко и всегда находили цель. Небольшие бомбы разбивали орудия, плохо замаскированные землянки, а очереди из пушек и пулеметов настигали не успевших спрятаться бойцов. Эти истребители со свастикой, появляющиеся словно ниоткуда, заставляли людей быть настороже.

К сожалению, зенитной артиллерии ни наш, ни соседний полк не имел. Иногда вели ответный огонь пулеметчики, но ни одного самолета при мне не сбили. «Юнкерсы» были бронированы, а «мессеры» проносились слишком стремительно. Появление немецких самолетов итальянцы на холмах встречали с типично южным восторгом. Подбрасывали вверх каски, пилотки, смеялись, что-то кричали. В эти минуты я тоже прятался от бомб, но иногда успевал сделать выстрел-другой и снять кого-то из потерявших осторожность воинов дуче.

Вот такие отношения складывались у нас с музыкальными завоевателями-итальянцами. Мы им тоже неплохо отвечали, а зимой их ждала судьба, которую только врагу и пожелаешь. Я их не жалел и в философию не пускался, занося очередную запись в снайперскую книжку. На войне как на войне. Или тебя, или ты их.

Владимир Высоцкий спустя много лет напишет песню, в которой есть такие строки:

Мне тоже не забыть тот двухдневный бой, в первых числах ноября, когда погибли многие из товарищей и однополчан. Уверен, что итальянцы, не жалевшие для нас снарядов и мин, продолжали бы и дальше отсиживаться на холмах. Как ни крути, а потери в тот период они несли меньше, чем их союзники — немцы, увязшие в уличных боях в Сталинграде.

Но немецкое командование их крепко подтолкнуло, обвинив в бездеятельности. Даже обозвали потомков гордых римлян трусами и пообещали урезать кусок будущего победного пирога. Возможно, насмешки и обвинения в трусости итальянцы бы стерпели (не привыкать!), но терять обещанную добычу не пожелали.

Километрах в десяти ниже по течению итальянцы предприняли попытку форсировать Дон и занять плацдарм на левом берегу. Всех разбудил грохот и огненные зарницы на южной стороне черного предзимнего неба. По нашим позициям тоже открыли огонь, к чему мы в общем-то успели привыкнуть. Прошел слух, что итальянцы уже прорвались на левый берег. Из бойцов нашего полка, оголяя и без того жидкую оборону, срочно сформировали сводную роту, куда вошел взвод младшего лейтенанта Егорова. Из моих товарищей в роту включили Степана Кращенко и Максима Усова.

Ангара собрал отделение (всего четыре человека) и сообщил, что от нас выделяются для помощи соседней дивизии два снайпера. Старшим назначаюсь я.

— Кого возьмешь с собой, Малышко или Колобова? — спросил Ангара.

Представляя, какая там идет заваруха, я хотел оставить в полку Веню Малышко. Но Вася Колобов, еще не пришедший в себя после гибели Гриши Маковея, смотрел на меня такими расширенными от страха и напряжения глазами, что я подумал: «Какой из него помощник? Пусть лучше здесь отсидится». Захватили с Малышко весь запас патронов, почищенных, уложенных в коробки. Получили вместе с другими по несколько гранат и направились бегом к месту сбора.

Наша артиллерия работала в то утро активно, грузовики подогнали довольно близко. Во главе сводной роты поставили Чистякова. Не знаю когда, может быть, и сегодня, ему присвоили «капитана». На петлицах шинели виднелись следы от лейтенантских кубиков и блестели новенькие капитанские «шпалы».

— Федор, садись с напарником в первую машину, — скомандовал он.

Набилось человек двадцать, полуторка даже присела от перегрузки. Лейтенант Егоров тоже улыбнулся мне, но как-то растерянно, мельком. Сидели, обнявшись, чтобы не так подбрасывало на ухабах, со Степаном Кращенко.

— Ты все никак от своей самозарядки не избавишься? — сказал он. — Наши уже все повыбрасывали. Ненадежная винтовка.

— Следить лучше надо. Меня не подводит. Как дела дома?

— Так себе. Сейчас если новости, то обязательно плохие. Похоронки идут, бабы за счастье считают, когда мужик без руки или ноги вернулся. Хоть калека, зато живой.

Двенадцать грузовых машин, полуторки и «ЗИС-5» на скорости двигались по песчаной дороге, проложенной между холмами. Благо прошел дождь, и мы не вязли. Итальянцы, хоть и прижатые артиллерийским огнем, открыли огонь из 75-миллиметровок. Дорога виляла, кое-где нас закрывали холмы и кустарник. Но одну машину все же подбили. Она остановилась, за ней остальные. Чистяков, выпрыгнув из кабины, подбежал к дымившейся полуторке:

— Бойцам срочно загрузиться в другие машины. Быстрее!

Завыл (не подберешь другого слова) очередной снаряд. Столб мокрого песка взметнулся на холме, неподалеку от нас. Хорошо, что калибр небольшой и снаряды зарываются в песок Осколки летят в основном вверх. Но если шарахнут из «стопяток», нам придется туго. Машины, сползая с укатанной колеи, ревели моторами и медленно обходили уже загоревшуюся полуторку.

Водитель на твердом месте приостановился, дожидаясь капитана.

Мимо нас одна за другой проскакивали полуторки и «ЗИС-5». Чистяков уже бежал к нам. Как много на войне значит случайность. Снаряд ударил прямо под кузов «ЗИС-5», обогнавший нас. Если в полуторках размещались по 18-20 человек, то в «ЗИС» загружали целый взвод. Фугас снес половину кузова, разбрасывая убитых и раненых, обломки досок. Водитель растерянно глянул на Чистякова.

— Вперед. Возле машины тормозни.

Страшное оказалось зрелище. Мы остановились лишь на десяток секунд, в глазах четко отпечаталось то, что творилось возле загоревшегося «ЗИС-5». Обрубок человека без обеих ног, два трупа в окровавленных шинелях. Тело одного из бойцов, отброшенное метров на пять, лежавшее в немыслимой позе, с вывернутыми, перебитыми руками-ногами. Куски чего-то мясисто-красного, лопнувшая каска, исковерканный станок пулемета. В разные стороны расползались раненые, их было не меньше десятка.