Владимир Бешанов - Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде

О сложившейся обстановке генерал Мерецков 7 ноября доложил в Москву и получил приказ: срочно отправиться в 4-ю армию, вступить во временное командование ею, одновременно исполняя обязанности командарма-7, и стандартную задачу: «Остановить и разгромить». Из состава 7-й армии в район Тихвина срочно направлялись 46-я танковая бригада, стрелковый полк, четыре минометных и два саперных батальона. Вечером 8 ноября Мерецков с группой офицеров прибыл в Сарожу, в 22 километрах севернее Тихвина, где встретил своих новых подчиненных, продолжавших отход: «Узнав о нашем прибытии, в столовую, куда мы пришли, стали собираться офицеры. Настроение у наших собеседников было подавленное. Почти все они отступали через Тихвин. Но, как был сдан город, никто толком объяснить не мог. По их словам, он был захвачен внезапно. Части и подразделения, потерявшие управление еще на подступах к Тихвину, прошли город, не задерживаясь в нем. Овладев городом, противник, тоже не останавливаясь, повел наступление на север — к реке Свирь и на восток — вдоль шоссе и железной дороги к Вологде. На этих направлениях группировались и основные силы наших отходивших войск. Вот те немногие сведения, которые удалось узнать вечером в столовой… Один из командиров предложил переговорить с бойцами, чтобы выяснить их настроение. Так и сделали. Бойцы высказывались неохотно, но довольно откровенно жаловались, что наступили морозы, а они все еще в летнем обмундировании, что у них кончились боеприпасы и стрелять нечем, что немецкая авиация делает, что хочет, а наших самолетов не видно, что немецкие танки идут и идут, а у них нет даже гранат, пушки же наши молчат…»

Короче говоря, 4-й армии, как единого боевого организма, не существовало.

В тот же день крайне неприятный разговор с товарищем Сталиным состоялся у Жданова с Хозиным:

«Вам дан срок в несколько дней. Если в течение нескольких дней не прорветесь на восток, вы загубите Ленинградский фронт и население Ленинграда… Надо выбирать между пленом, с одной стороны, и тем, чтобы пожертвовать несколькими дивизиями и пробить себе дорогу на восток, чтобы спасти ваш фронт и Ленинград… Повторяю, времени осталось мало. Скоро без хлеба останетесь. Попробуйте из разных дивизий выделить группы охотников, наиболее смелых людей, составьте один или два сводных полка и объясните всем им значение того подвига, который требуется от них, чтобы пробить дорогу. Возможно, что сводные полки смелых людей потянут за собой и остальную пехоту. Все. Если не согласны или есть какие сомнения, скажите прямо».

Гениально! Как это мы сами не дотопали (выражение Хозина)! Всего-то и нужно — два полка героев. Руководители обороны Ленинграда прекрасно понимали, что плен им не светил, даже если бы очень захотелось. Только пуля в затылок — от бдительных хранителей тел.

Сталин посоветовал также переправить тяжелые КВ через Неву в разобранном виде, к сожалению, не объяснив, кто и каким образом будет их собирать в аду на левом берегу. И поскольку артиллерия все равно стреляет вслепую, а вести разведку нет ни времени, ни умения, ни желания, то лучше всего работать по площадям: выбрать один квадратный километр и сосредоточить на нем огонь всех имеющихся стволов и реактивных установок.

«Военный совет фронта не только не имеет никаких сомнений, но целиком с Вами согласен и ни перед какими мерами ни на минуту не остановится», — заверил Жданов Вождя Народов.

Для совершения подвига буквально в течение суток сформировали из коммунистов три полка по 2750 человек, во главе каждого поставили по командиру дивизии и «пожертвовали» ими с легкостью, без всяких сомнений. Против километровой полосы прорыва сгрудили 600 орудий и 120-мм минометов.

Утром 10 ноября на «пятачок» переправился Первый ударный коммунистический полк подполковника НА. Васильева. Через час полк пошел в бой, попал под ураганный огонь противника, к вечеру в нем насчитывалось не более 500 бойцов. 11 ноября прибыл Второй ударный полк и с ходу ринулся в наступление при поддержке поредевших 168-й и 177-й стрелковых дивизий. И снова уперлись в противотанковый ров «отечественного производства». Еще через сутки на плацдарм бросили Третий полк и 8 танков ВТ, приказав одновременно наступать всем дивизиям и штабам в направлении Синявинских высот. После этих штурмов из трех командиров ударных полков в живых остался только командир Третьего коммунистического генерал-майор ПЛ. Зайцев, уцелевших «смелых людей» влили в дивизию Бондарева. За пять дней боев советские потери составили более 5000 человек.

«Еще пройдет долгий месяц, — пишет С.Н. Борщев, — в течение которого мы, изнуренные голодом и боями, испытывая острую нужду в снарядах и боеприпасах, будем каждый день идти на штурм вражеских укреплений, пока не получим долгожданную, ошеломляюще радостную весть о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой».

15 ноября генерал Л.А. Бондарев был отозван с Невского «пятачка» и назначен командующим 8-й армией вместо Шевалдина. Впрочем, для оставшихся на плацдарме это ничего не меняло. Хотя на левом берегу Невы сгрудились уже семь дивизий и две стрелковые бригады, удалось переправить тяжелые танки (река окончательно встала, а к 18 ноября толщина льда достигла 8—10 см), задача по прорыву обороны противника или хотя бы овладению рощей «Фигурная» оставалась невыполненной.

В конце ноября немецких десантников на Неве сменила 1-я пехотная дивизия.

Чтобы придать хоть какой-то смысл бойне на «пятачке», в которой ежедневно погибало около 1000 советских солдат, наши историки в погонах пространно рассуждают о неких «значительных силах фашистов», которые удалось сковать, и «уроне», нанесенном двенадцати немецким дивизиям. Перечислением этих вражьих соединений никто себя не затрудняет вполне сознательно, поскольку дивизия всегда была одна, просто немцы регулярно сменяли свои части для отдыха и пополнения.

Оптимист Окороков уточняет также, что в боях «…росли и крепли наши военные кадры. Все сражавшиеся на Неве, от рядовых до военачальников, приобрели бесценный боевой опыт».

Вот как приобретал боевой опыт Ю.И. Смоленский: «В октябре двинулись на Невскую Дубровку, переправились на лодках и понтонах. Начались дни и ночи на Невском «пятачке», слившиеся в один бесконечный бой, в результате которого от батальона осталось шесть активных штыков. Меня ранило в голову, вышибло левый глаз, и в ледоход, на шлюпке, доставившей продовольствие, я возвратился на правый берег. Можно сказать — повезло». А весь 3-й батальон, да и весь 330-й стрелковый полк 86-дивизии с «выросшими и окрепшими военными кадрами» остался лежать в перепаханных немецкой артиллерией окопах. Ровно за двадцать дней растаяла 177-я дивизия, в конце ноября с плацдарма сняли лишь ее штаб, командиров и комиссаров полков».