Алескендер Рамазанов - Зачем мы вернулись, братишка?

Постепенно из ритма жизни, деталей экипировки, обрывков разговоров, привычек и даже физиономий обитателей «Джемаля» сложилось следующее.

В лагеря, подобные «Джемалю», прибывают новообращенные салафииты-моджахеды. Их поставляют центры отбора, действующие легально на всей мусульманской территории России от Башкирии до Дагестана, под видом религиозных кружков и объединений. Часть курсантов имеет криминальное прошлое.

«Джемаль» – один из территориальных лагерей боевой и специальной подготовки. Сюда направляются только дагестанцы. Цель «первого отдела» – подготовка специалистов: снайперов, саперов, войсковых разведчиков, командиров взводов. Курсанты «второго отдела», возможно, обеспечивают координацию таких отрядов в районе, области. «Третий отдел» – специальная пропаганда. В «четвертом» в настоящее время сидят контролеры, но по логике они должны готовить будущих политических руководителей. Впрочем, почему на чечевице и перловке с бараниной, среди диких гор, над которыми все чаще кружат вертолеты с желтыми двуглавыми орлами? Этим место в думах, центрах, комиссиях! Там легче высказывать и отстаивать самые невероятные в своих последствиях идеи. В конце концов, президента «со товарищи» не в лагере СНГ создавали, а в бывшей партийной бане. Тут еще и психология импотента: если хер не стоит, то на хер и пошло оно все – бери, ребята, что душа желает, в том числе и свободу. Она всегда – девственница.

И эти, со своим эмиратом «от можа до можа». Будто все сядут сложа руки. Нет, каждый, кто в силах, будет свое защищать. Ну и чужое прихватывать, если по зубам не дадут. Вот такой эмират и есть «Союз нерушимый». И скрепа его – собственность. Ой, зря они поставили на Дагестан. Здесь испокон веков воевали из-за клочка земли, политого потом и кровью.

Из «Джемаля» Аллахвердиева увезли на следующий день после казни русского сержанта-контрактника на том же покрытом коркой грязи «Хаммере». Султан сдержанно, по-европейски, простился и нехотя, но ответил на вопрос, который Аллахвердиев считал для себя главным.

– Султан, еще год-другой, и без впечатляющей победы вам не обойтись. Мир не любит неудачников. Здесь вы завязли, спасибо чеченцам. В Таджикистане явно сорвалось. Где будет успех?

Акбару показалось, что он ослышался, когда услышал ответ моджахеда.

– Афганистан.

– А «семерка»? Раббани? Хекматияр? Ахмадшо, наконец? Он же вас на дух не переносит.

– Загоним за Бадахшан, – твердо сказал Султан. – Афганистан. Истинные ученики. И миру все станет ясно. Потом Дагестан. А в Таджикистане, если оттуда уйдет 201-я дивизия, особых проблем не будет. Впрочем, у тебя будет возможность убедиться. Советую не сбривать бороду. Все остальное узнаешь дома.

Гусейн ждал его в том же месте, где они расстались, во дворе домика дорожного мастера. И дорожная закуска была почти такой же, как восемь дней назад. Только почудилось Акбару, что появилась в движениях, словах старого товарища излишняя почтительность, предупредительность совсем ненужная. Странно.

– Брат, искус кончился, в монастырь меня не приняли. Наливай, ведь не пустой же приехал?

Гусейн, суетливо оглядевшись по сторонам, кивнул водителю, и тот принес из машины плоскую фляжку. Золотистая жидкость закачалась в стаканах, источая манящий аромат, обещая тепло и благодушие.

– Ну, спасибо, брат. Думаю, ты правильно сделал, что не рвался к… этим, – Аллахвердиев отчего-то затруднился подобрать нужное слово.

– Я был уже, – глухо ответил Гусейн, – туда не зовут. Приказывают прибыть. Обратно, как повезет. Можно и не вернуться, сам, наверное, видел. Давай сразу скажу: я не знаю, кто ты теперь, зачем нужен здесь. Прости, но мне приказано сообщать о всех твоих встречах, перемещениях в эти дни.

– Хорош мухаббар! Ты зачем мне это говоришь, совесть заела? Для тайного агента – это смерть! – рассмеялся Акбар, наклоняя фляжку над стаканом Гусейна.

Но тот решительно накрыл ладонью посуду:

– Не совесть. Это можно не скрывать. Просто советую: посиди три дня дома. Сегодня еще можно выпить. Потом – нет. В городе отдай мне все документы.

– Что, опять в «Джемаль»?

– Не знаю. Только, знаешь что, давай сегодня вечером в сауну? Думаю, дорога будет долгая.

Под утро, отпустив обессилевшую «массажистку», Акбар запустил парилку на полную мощность, загнав термометр за красную отметку, потом с изуверским наслаждением часа полтора хлестал себя дубовым веником, сбивая жар тела в ледяном бассейне. Затем, под душем, сбрил волосы с головы и тела. За этим занятием его застал Гусейн.

– Э, брат, это зачем? Так, говорят, персы раньше делали.

– Неведение твое спасло тебя, друг мой. Перед Аллахом нужно предстоять в чистом виде. Иди, ставь чай. Хотя сейчас бы лучше – водки. Но с этой минуты пьянству – бой.

Гусейн, конечно, понимал, что бойцы из «Джемаля» отправляются в опасное путешествие, но не так же вот, с полной готовностью умереть? Аллахвердиев понял замешательство друга:

– Вот потому я тебе скажу: брось ты всю эту салафийю и беги. Ты слишком любишь жизнь, роскошь. Это неплохо. От псов войны – пахнет псиной. Зачем тебе этот аромат? Ведь не служил даже срочную? Так?

– У каждого свои задачи. Ты с моими, может быть, тоже не справился. Помнишь, у тебя с математикой всегда проблемы были. Мое дело – расчет, экономика. Для дела деньги нужны. Немалые и чистые. Не от водки и наркоты.

– Ты живых моджахедов увидел два года назад. А мне их праведность известна с восемьдесят первого. И педерастией не грешили, и наркотой не баловались! А уж за «кальдары» мать родную не щадили. Далеко не святые – как все на войне. Там точно атеистов нет, но и со святыми тоже напряг. Я тебя спрошу: на ком ты миллионы зарабатываешь для дела? Молчишь? На неверных, которые тебя кормили, учили и защищали?

– За отказ – смерть. Поздно уходить. Найдут везде.

– А где она, жизнь? – философски заметил Акбар. – Чем дольше живешь, тем ближе к смерти. Короче, следующие сутки я проведу дома. Обещаю, носа не высуну.

– Ты даже не знаешь, куда направят?

– Догадываюсь. Но это неинтересно. Если нужен – уже хорошо.

По дороге домой Акбар остановил машину у спортивного магазина, где купил кожаные румынские кроссовки, несколько пар хлопчатобумажных носков и две черные футболки с длинными рукавами.

В предрассветных сумерках колонна из шести внедорожников остановилась на военном аэродроме сопредельного государства. Одновременно с обретением суверенитета его призрачные границы были открыты для всех, кто желал досадить России. Общий намаз, торопливый завтрак, и «Ил-76» МД без опознавательных знаков принял в ребристое чрево тридцать четыре курсанта «Джемаля», двух инструкторов и Аллахвердиева. Последним на рампу поднялся пухлощекий, лупоглазый араб. Он явно косил под «команданте Че»: берет, длинные черные вьющиеся волосы, чуть ли не пейсы заправского хасида. Акбар его видел в лагере только один раз, во время публичной казни пленника, зашитого в мешок.