Катерина Катина - Рыжая с камерой: дневники военкора

— Этот самый вкусный кофе в Донецке для тебя, Катя, — поприветствовал меня Леша на стоянке у здания, где расположена пресс-служба. — Надеюсь, ты никуда не спешишь, хочется заснять вечерний обстрел.

Учитывая, что обычно поездки от корпуса отличаются приглаженностью, тишиной и выездом с фронта засветло, я обрадовалась. Чтобы снять что-то путевое, надо рисковать.

По дороге на юг мы слушали песни в Лешином исполнении — настоящий лайв-концерт, а сопровождающий от пресс-службы корпуса Андрей «Еж» без умолку рассказывал истории из своей жизни.

В веселой компании время в дороге пролетает незаметно, и вот мы въезжаем в Коминтерново. На табличке с названием населенного пункта на въезде в поселок осталось только «Интерново». Дорога ведет прямо на укропов. Здесь линия фронта очень близко.

С каждым приездом в поселок замечаю, что он все больше становится похож на декорации к фильму ужасов. Дома, где еще недавно мы пили чай, разбиты, нет магазинов и дотла уничтожен дом культуры. Теперь даже днем по поселку можно передвигаться короткими перебежками.

Домик, где располагаются бойцы, почти цел. Если не считать того, что за пару дней до нашего приезда на крышу дома скинули очередную самодельную взрывчатку с беспилотника.

— Не стойте толпой во дворе, зайдите под навес. А не то прилетит сейчас, — командует один из бойцов. При этом он сам садится на улице читать книгу. Мне кажется, за пять с лишним лет войны у многих людей совершенно атрофировался инстинкт самосохранения. Они становятся фаталистами.

— Укропам можно стрелять. Из всего, чего угодно, а нам нет! У нас приказ. Мы молчим, а они наглеют, — в этих словах другого бойца, молодого парня с позывным «Карлсон», слышится отчаяние.

Парня зовут Сергей, он доброволец из России с донбасскими корнями — родился в Донецке, где жил до 6-летнего возраста. Ему почти 22 года, но, кажется, что он уже успел прожить несколько жизней. На войне время течет иначе.

— А почему ты «Карлсон», варенье любишь, что ли? — спрашиваю я.

— Да, — смеется Сергей. — Это была забавная история. Дорога в ДНР была долгой, я устал и был голоден. Пришел к ополченцам, а они долго думают, брать меня к себе или нет. Я же был совсем юный! Не выдержал, спрашиваю, есть ли что покушать, пока вы думаете, а они мне варенье предлагают. Ну, я и съел почти всю банку. Они посмеялись с меня и взяли к себе. Сказали, будешь «Карлсоном» значит.

За десять месяцев службы в 9-м полку Сергею уже четырежды удалось столкнуться со смертью лицом к лицу.

— В какой-то последний момент я вспоминал, что нужно что-то сделать, и уходил. Пара секунд и по тому месту, где я находился, прилетало. Я не знаю, что это. Судьба, мистика, но это факт, — рассказывает Сергей.

У него на подбородке свежий шрам — все-таки жернова войны зацепили его по-живому. Четыре раза он смотрел в лицо смерти и чувствовал ее смрадное дыхание, четыре раза ему удавалось ускользнуть от нее прочь.

Мы едим бутерброды под канонаду украинских орудий. С наступлением вечера обстрелы усиливаются, кажется, что АГС ложится все ближе.

— Наверное, настало время еще раз прогуляться к сгоревшему ДК. Покажем, какое оно, перемирие по-украински, — предлагает Леша. Рисковые идеи — наш конек, мы надеваем бронежилеты и каски, и, включив камеры, тихонько пробираемся по улице под обстрелом.

— Здесь можно не пригибаться. Если прилетит 120-я мина, то просто придется собираться по кускам, — мрачно шутит, вышагивая в полный рост под обстрелом, «Карлсон».

Он сопровождает нас к зданию дома культуры, вернее, тому, что осталось от него. Еще недавно в доме культуры находился склад гуманитарной помощи Красного Креста, и местные жители ходили сюда за гуманитаркой.

— Пару дней назад укры спалили. Стреляли зажигательными. А когда приехали пожарные из Новоазовска тушить пожар, их машину обстреляли. Специально не давали тушить, — с горечью говорит парень.

От здания остались монументальные несущие стены, которые еще спасут нас от гибели, внутри — все уничтожено. Красивая гипсовая лепнина рассыпается в руках как песок и трещит под ногами, высокая температура горения не оставила шансов сохранить уникальные творения советского периода.

Пули из крупнокалиберных пулеметов проносятся над головами, мы переходим на бег. Вдруг послышался свист мин, и мы бросились прятаться за стену многострадального дома культуры.

— Ложись! — кричит «Еж», и я сразу падаю на землю не глядя. Привычка, отработанная до автоматизма, достигла уже уровня инстинкта. Слышишь свист, ложись на землю — классическое правило, усвоенное еще в 2014 году. Часто оно спасало жизнь.

— Фух, не разорвалась. Вот это повезло, — вздыхает «Еж», устанавливая камеру на штатив. Впереди то и дело видны вспышки и слышны разрывы, оставаться на улице небезопасно.

Мы медленно перебираемся внутрь здания магазина, где среди многочисленных комнат можно укрыться от обстрела. Я чувствую, что по моей левой руке течет что-то теплое — кровь тонкими струйками стекает с локтя. Под воздействием адреналина я даже не заметила, что во время обстрела упала прямо на осколки стекла и порезалась.

— Вот черт! У кого-нибудь есть салфетка? — спрашиваю я ребят.

— Блин, Катя 300, — грустно усмехается кто-то из ребят, доставая из аптечки перекись водорода и бинт. «Карлсон» перебинтовывает мне руку. Маленький багровый шрам на локте до сих пор напоминает мне о том вечере. Позже, просматривая кадры, снятые тогда со всех камер, я удивлялась, как нам удалось выйти из-под обстрела живыми. Угол разбитого ДК прекрасно просматривался врагом, и укропы били по нам прицельно.

Мы смогли выехать из Коминтерново уже затемно, в перерывах между обстрелами. Гнали в темноте, без фар, на скорости не меньше 150 километров в час. Не убиться в таких условиях тоже было достижением. В тот раз нам повезло.

Меня часто спрашивают, сталкивалась ли я с мистикой, кармой и религиозностью на войне. Безусловно, постоянно. Как пел неподражаемый Егор Летов в одной из своих песен «Не бывает атеистов в окопах под огнем». На стороне Донбасса воюют плечом к плечу христиане, мусульмане, буддисты и язычники. У каждого своя вера.

На юге ДНР, например, мне встречался ополченец с позывным «Святой», очень набожный человек. Там же, в девятом полку есть много язычников, использующих защитные руны. Вера в язычество и руническую магию, особенно распространена именно среди бойцов, несущих службу на юге ДНР.

Будучи на Авдеевской промке, я встретила одного бойца, который также рисовал руны на своем бронежилете. Он поделился со мной своей историей.

— Однажды мы сидели с товарищем в блиндаже, и разговор зашел о рунах. Он посмеялся с этого, считая это выдумками. И буквально пару часов спустя, во время обстрела этот мой товарищ погибает у меня на руках. После этого я еще больше придерживаюсь мнения, что эти руны берегут меня от смерти, — рассказал мужчина.