Семен Близнюк - Костры ночных Карпат

Бродил Величко по городу, дошёл до самого моста, где с Красной скалы как-то сразу начинались горы, и завернул в маленькую улочку. Увидел мастерскую: в окошке торчала пара модных, на шнурках, сапог, высокие дамские «румунки» — немудрёный рекламный товар. Величко потоптавшись, перекинул палку в левую руку, толкнул дверь. Из-за низкого столика взглянул на посетителя согнутый вдвое человечек. Взглянул, и вдруг его узкие губы раздвинула улыбка:

— Вот это гость! Как будто неожиданно вошло в мою конурку доброе старое время. Это да!.. Садитесь, дорогой, садитесь.

Величко вскинул брови. Только теперь признал в кривом сапожнике старого знакомого по аграрной партии Ивана Лоньку. В одно время Лонька был будто коммунистом, а потом перешёл к ним, аграрникам. На митингах — даже перед одними хустскими рабочими — он страстно кричал, что надо бороться за права на землю, ибо благополучие всякого народа держится на крепких хозяйствах хлеборобов: будет крепок хлебороб — будет крепка страна… И Лоньку заметили—вскоре его избрали секретарём окружкома партии аграриев.

— Вы же тогда смелым человеком были, — напомнил Величко.

— Был, да весь вышел, — видите, приходится обувать чужие ноги. Молча… А землю псы прибрали к своим лапам. Скоро, слыхал, верховинских девушек вывезут в Мадьярщину — в весёлые дома. Вот так, родной земли — и той лишают. А вы-то как? Подбить косячки? Ну, это мы мигом!..

Рассказал Величко леснику про свою встречу с Лонькой. Подчеркнул: бывший коммунист. За рабочих даже пострадал: был на демонстрации, жандармы разгоняли их — и ему досталось, что до сих пор ходит с переломанным хребтом.

— Откуда вы знаете? — решил уточнить Федор.

— Говорил мне сам. Правда, трепаться он умеет — это за ним давно примечали.

Не было у Поповича другого знакомого, кто бы хорошо знал кривого сапожника. Присматривался издали к его посетителям — обыкновенные как будто горожане. Реже заходили верховинцы из окрестных сёл — те приносили разве что совсем безнадёжную, порванную обувку. Обыкновенные клиенты, обыкновенная «майстерня». И Лонька, казалось, не отлучался никуда: выйдет из мастерской и, согнувшись, ковыляет в дом.

Не только наивный старый «демократ», но и насторожённый руководитель группы не мог разгадать «операции прикрытия», разработанной хортистской контрразведкой для своего агента. Спектакль с «увечьем» Лоньки был предусмотрен заранее для реабилитации старого провокатора, который на названной демонстрации то был, только в иной роли — «умиротворителя», за что ему тогда перепало от самих демонстрантов.

И уж никак Попович не мог знать, что ещё в разгар зимы к кривому явился необычный гость — и не в мастерскую, а прямо в его дом. И не днём, а в глухую, метельную ночь. В комнаты, правда, не прошёл, остался с хозяином в тёплой прихожей-кухне. Сняв меховую шапку и опустив такой же воротник, прикрывавший полное лицо, майор Немеш — а это был он — грузно сел на табурет. Будучи в Хусте, Немеш решил разбудить «дремавшего» агента. Заговорил немилостивым голосом:

— Молчишь? И думаешь, будем тебе долго платить за молчание?

— Наверное, нет опыта, — быстро схитрил Лонька. — Не могу нащупать ни одного тёпленького. Нужен ваш совет…

Майор, закурив, несколько сбавил резкий тон:

— Мы тебя считаем весьма перспективным и важным сотрудником, поэтому пустячных заданий ты не получал. У тебя прекрасная «визитная карточка»— бывший коммунист, потом секретарь Хустского окружкома аграрной партии, ущемлённый венграми, и вот — превратившийся в полупролетария…

— Ну, какой я пролетарий — у меня мастерская, красивый дом.

— Я говорю — «полу». Ремесленники разве не тянутся к русским?

— Оно то так…

— Вот! С этого и надо исходить. Пойми, чтобы проникнуть в подполье, надо искать дорогу к Советам.

— Понимаю. Теперь понимаю…— рот у Лоньки остался открытым.

— Начинай немедленно. Мне нужна сейчас шумная акция. Иначе… твой красивый домик вместе с мастерской могут исчезнуть так же, как они появились — и не «по наследству». Тогда тебя отправим уже как настоящего «пролетария» к ним в компанию… в Бац. Лонька вздрогнул, но майор хрипло рассмеялся:

— Пошутил я, пошутил. Ты человек наш. Да и жена у тебя — мадьярка. Всё должно быть хорошо.

Кривой сапожник заводил крамольный разговор почти со всеми клиентами. Но ничего пока не получалось. Одни, исчезая, больше не появлялись, другие почему-то угрюмо молчали, не поддерживая темы начатой беседы. И вот, наконец, случай подсунул ему обиженного новой властью старосту. Лонька просто задрожал от радости, когда Величко, выслушав его жалобы на то, что теперь, мол, нет даже друзей, кто бы помог вырваться отсюда, уйти за границу, — вдруг тихо сказал:

— Почему же? Доброму человеку всегда можно помочь…

Встреча Лоньки с лесником состоялась в мастерской. Хотя Голубь отрекомендовался просто проводником, заинтересованным в деньгах, хитрый агент уже почуял след. А когда Голубь предложил в порядке подготовки «подарка для русских» разузнать фамилии высших командиров гарнизона, Лонька понял: может сигнализировать самому шефу Немешу. Но прежде надо было втянуть «голубчика» в игру и попытаться разузнать, с кем он имеет связи, кого переводит через перевал. Кривой сказал:

— Когда получу сведения, я привезу их в Вучковое сам. Ведь тут время установить трудно, чего же вам без толку сниматься с работы да приезжать в Хуст? Будет с чем — приеду, привезу…

Попович согласился.

Лонька приехал в Вучковое дня через четыре. Сойдя с автобуса, спросил у ребятишек, где проживает портной Лой. И, прижав под мышкой какой-то длинный свёрток, направился за ними: дети с любопытством провели кривого до самого порога.

А вечером Иван привёл Поповича. Натопили отдельную комнату. Лонька и лесник беседовали допоздна, и кривой выведал все. Интригуя данными из сфер, к которым группа Голубя даже не подступала, он снова ввёл лесника в обман и продлил игру:

— Короче говоря, такой материал привезти с собой сюда, на неизвестную квартиру, я просто не решился.

Сделаем так: в пятницу… или нет, в субботу я буду ехать автобусом из Хуста в Воловое. Вы сядете в Вучковом…

В условленный день Попович ждал на остановке. Протиснулся в автобус, но Лоньки там не было. Федор забеспокоился. В кармане был пакет со сведениями от Кикины и других разведчиков. «Сверхсекретный» материал Лоньки, полученный в автобусе, надо было так же, на ходу, передать за границу, и Федор собрался ехать сразу в Торунь. Теперь сошёл в Воловом. Разные мысли тревожили Голубя, пока возвращался назад, в Вучковое: «Сапожник, возможно, опоздал на автобус… Ну, а если схватили жандармы? Ведь достать секретные данные из штаба — это всё-таки не шутка…»