Иван Кулаков - Я родом из страны Советов

Э та камера – явление временное. Здесь сидят люди, которые ждут, пока им какую-нибудь статью пришьют. Это выражение «пришьют статью» для меня первый раз очень странно звучало. Что это значит? Значит посмотрят там твои документы, с которыми ты пришел, на скорую руку решат, что ты наделал и скажут: «Тебе присваивается такая-то статья…» И когда тебе присвоят статью, то обычно до суда люди в этой камере и сидят, а особых преступников в другие камеры переводят. А суда порой месяц-другой ждать приходится.

Н у а после обеда некоторые сидят, некоторые спят, некоторые ходят, жалуются друг другу, ищут веселья. По возможности играли во что-нибудь, но осторожно: если надзиратели заметят, организаторов игр могут посадить в карцер.

Н а следующее утро все опять кинулись на паек, а я опять остался. И что делать? Тут я как прыгну другим на голову! Ну потом меня саданули, конечно, сильно, сказали, мол, так не полагается. Но зато я паек получил.

Н а третий день, под утро, я смотрю: кто-то подошел и мимо параши начинает фундюрить… Или со сна, или случайно… И прямо мне на лицо. Я закричал: «Ты что же это делаешь?», а он взял да и нарочно начал. Я соскочил, начал ругаться и со злости по ноге его стукнул. А оказалось, что это самый главный бандит был. Он меня саданул, и на этом вроде все и кончилось. Дальше, смотрю, уже второй из них идет, и опять на меня. Невзлюбили меня они.

Н а следующее утро то же самое повторилось. Я тогда встал и начал драться, а тот подмогу подозвал – они все вместе и стали меня бить. Сильно они меня отлупили. Я хотел пойти жаловаться, а мне сказали, мол, не надо жаловаться, иначе они вообще потом покоя не дадут.

А потом моему соседу принесли передачу. Он сразу понял, что бандиты те опять у него все отберут, но я сказал, что буду его защищать. А передача-то в основном в чем заключалась? Картошка вареная, огурцы соленые, лук репчатый, сухари и хлеб. Самым ценным из этого был, конечно, хлеб. Сосед мой не давал тем бандитам еду, и тогда двое, которые спали рядом с главным, подошли к нам и говорят, мол, хватит тебе уже, отдавай теперь нам. В итоге они все вместе подошли и стали еду отбирать. Я заступился за соседа, и они начали меня лупить. Сначала я сопротивлялся, хотел на помощь позвать, подбежал к двери, ногой стукнул, а никто не идет. Меня тогда так избили, что я весь день проплакал. А ночью, когда все уже спали, я тихонько подлез к главному бандиту (он так вольготно спал) и двумя пальцами как стукнул ему прямо в глаза… Он как заорет! А я прыг сразу на свое место и лежу как ни в чем не бывало. А он орет, бегает, охрана уже открывает дверь, надсмотрщики посмотрели, что там у него, и куда-то его забрали.

Н а следующее утро всех вызывают, мол, кто такое вчера совершил? А никто не видел. Что удивительно, все знали, что это я сделал, но никто ничего не сказал. Мне так это понравилось. Некоторые сочувствовали мне, а другие уже боялись, потому что тот главарь ушел. И все начали меня уважать и освободили мне место под окном. А мой сосед, за которого я заступился, начал меня подкармливать. Спасибо ему.

Н а 8-9-ый день меня вызвали к следователю. А к этому моменту в нашей камере уже столько заключенных было, что ночью мы спали только на боку – иначе не уместиться было. Поэтому ночью все ложились на бок, а когда кто-то уставал на боку лежать, то он кричал: «Переворачиваемся на правый бок!», и все как по команде переворачиваются на правый бок и продолжают спать. Бывало, что и по два раза переворачивались. Но мне такое напоследок только удалось застать.

К огда меня вызвали к следователю, он долго-долго допрашивал меня, а в конце и говорит: «Тебе присваивается статья №58, п. 6». 58-ая статья была самой страшной – за неуважение советской власти, за критику советской власти, за контрабанду и прочее. А п. 6 этой статьи – за шпионаж в пользу иностранного государства.

У же после обеда меня привели обратно в камеру, мы получили пайку, поели, и тут я слышу: «Кулаков, с вещами на выход». И меня повели в другую камеру.

Т юрьма представляла собой здание буквой «П» – с очень короткими ножками и длинной верхней планкой. Впоследствии я узнал, что одна из «ножек» называлась «коридором смертников», и стены там очень толстые были. Там содержали заключенных, приговоренных к «вышке», т.е. высшей мере наказания – расстрелу.

В двери нашей камеры был глазок – «волчок» – он сломался и не закрывался, так что иной раз мы туда смотрели. Потом, правда, его починили. Сидели мы долго, так что начинали различать каждый шорох – какую камеру открывают, сколько идут человек… Сама камера была маленькая – метра 3 на 2,5, и когда мы спали, ноги касались других.

В камере нас всего было пятеро… Два мужика лет по 35 – с виду они деревенские были, здоровые-здоровые; что они сделали – никогда никому не говорили. Иногда им приносили передачи, а значит мужики эти были местные. Ну они могли и у других передачи отобрать.

Б ыл там еще один – Сергей Иванович, с которым я подружился. Он к тому моменту в тюрьме сидел уже 10 лет… После октябрьской революции он возглавлял какую-то оппозиционную партию, они какие-то восстания проводили… И его тогда посадили на 10 лет. Он отсидел. А в государстве была такая ситуация – порядок особого режима: предприятия начинают работать вместо 8 часов 12, рабочие уходят в армию, некоторым дают отсрочки, чтобы продолжали работать… Этот период – так называемый расчетный год. Все рассчитывается на время войны: как промышленность должна работать, как обеспечивать людей хлебом, какие карточки выдавать, кого в тюрьму сажать… Вот его в тюрьму и посадили просто так – на всякий случай. Этот Сергей Иванович, когда мы подружились, многому-многому меня научил. Он был очень здоровым, красивым человеком лет сорока или пятидесяти, и несмотря на заключение выглядел он значительно моложе своих лет, был очень грамотным, располагал к себе. Он каждый день зарядкой занимался и мог сам за себя постоять. Еще он был очень дисциплинированный, все делал вовремя – и зарядку делал, и ел, и воду пил. Я рассказал ему, как в общей камере сидел, и он пообещал научить меня защищаться. Я начал заниматься – каждый день рукой бил в стену, правой потом левой… Сначала больно было, конечно, но потихоньку привыкал и стало получаться. Главное было левой рукой научиться бить – потому что этого противник не ожидает.

П ервое, чему Сергей Иванович меня научил после защиты, – это как вовремя ложиться спать и просыпаться, как делать физкультуру, когда и сколько пить. И самое главное – как всю пайку не есть сразу. Вся молодежь в тюрьме как хлеб получит, так сразу и съедает весь – не могут терпеть, а меня он научил. Нужно было пайку разделить на три части: 100 гр. – завтрак, 150 гр. – обед, 100 гр. – ужин. В стене камеры выступал маленький кирпич – как полка – я туда эти кусочки и складывал. Есть хотелось ужасно, от голода ноги пухли, но все равно нужно было терпеть и ждать. Так меня Сергей Иванович и научил, и это потом мне еще очень пригодилось в жизни.