Евгений Сухов - Люди крепче стен

Но одну традицию все бойцы соблюдали свято: никогда не брились перед боем. За время боестолкновений лицо порой покрывалось густой щетиной, однако командиры, понимая важность приметы, не слишком журили за внешний вид, особенно когда утро должно было начаться с наступления.

В Познани, как уже было заведено, всякий следующий день начинался с пятнадцатиминутной артподготовки, после которой шли вперед штурмовые отряды.

Батальон расположился в бывшем цеху швейной фабрики. Прохор вытянулся на дощечках, заботливо разложенных ординарцем, но уснуть не мог, хоть ты тресни. Он лежал, глядя в растерзанный, весь в трещинах потолок второго этажа, который каким-то неведомым образом продолжал держаться и не желал рассыпаться, а в голову лезла всякая бестолковщина, в которой трудно было бы признаваться в кругу боевых товарищей.

На фронте вообще следовало бы думать поменьше. Ни к чему хорошему долгие размышления не приводят, непременно вспоминаются эпизоды из мирной жизни, где было беззаботно и сладко, а такие мысли расслабляют. Так ведь и пулю в лоб можно схлопотать по рассеянности.

Поднявшись, майор Бурмистров зашагал по разбитому коридору в противоположный конец здания, где со своей группой разместился Михаил Велесов.

– Товарищ майор, вы куда? – поспешил за Бурмистровым ординарец. Петр, конечно, хлопец неплохой, надежный, но порой бывает чересчур назойливым.

– Послушай, Колисниченко, скоро я у тебя разрешение буду спрашивать, прежде чем куда-то отправиться. – И, заметив, как ординарец обиженно поджал губы, Прохор примирительно добавил: – По делу мне нужно к капитану Велесову. А ты давай поспи, пока есть такая возможность. До утра совсем недолго осталось. Штурмовать крепость будем!

Петр Колисниченко хотел что-то произнести, но, натолкнувшись на строгий взгляд майора, поплелся в свой угол.

Михаил Велесов не спал, при свете огарка свечи писал письмо. С первого взгляда было понятно, что письмо предназначено для Полины: его хмурое лицо разгладилось, а из потемневших усталых глаз пробивался блеск. Выглядел помолодевшим, как если бы сбросил с плеч пяток гнетущих лет.

Увидев подошедшего Бурмистрова, он сложил исписанные листы бумаги и аккуратно спрятал их между двумя тетрадями с потертыми обложками. В них кроме письма Полине были стихи, которые он последние пятнадцать лет записывал в тетрадь, надеясь когда-нибудь опубликовать. Юношеское баловство, через которое прошел едва ли не каждый второй мальчишка, переросло в серьезное дело, которому, как он однажды признался, хотел бы посвятить жизнь.

Михаил стеснялся своего увлечения. Невероятно конфузился, когда Бурмистров расспрашивал у него про стихи. Не самое подходящее дело для боевого офицера марать страницы четверостишиями, когда вокруг грязь и кровь.

Спрятав смущение за деловой озабоченностью, Михаил застегнул полевую сумку и внимательно посмотрел на подошедшего Прохора. Присев рядом на кирпичи, кем-то заботливо сложенные, Бурмистров, не сказав ни слова, достал табачок и привычно-проворно свернул длинную цигарку. Михаил тоже молчал. Каждый думал о своем. И в то же время они находились рядом, чувствовать плечо друга, несмотря на всю сложность в их взаимоотношениях, было приятно. Их многое связывало, включая огромный пласт гражданской жизни. Долгое молчание не тяготило.

Неожиданно в городе установилась тишина. Боевые действия сошли на нет. Хлопали лишь отдельные разрывы. Им отвечали столь же вяло, а потом наступила абсолютная продолжительная тишина. Подольше бы так. Вот только фрицев без пальбы не потеснить, а значит, утром начнется стрельба, от которой будут лопаться барабанные перепонки.

– Ты чего не спишь? – докурив цигарку, наконец спросил Велесова Бурмистров.

– Не спится.

– Мне тоже. Нам завтра брать квартал.

– Знаю.

– У меня идея, как нам лучше это сделать.

– Поделись.

– Нам нужно дойти до форта «Радзивилл»…

– Но ни одна улица не идет к нему по прямой, все полукругом. Как тогда? Не через дома ведь? – возразил Велесов.

Бурмистров улыбнулся:

– Как раз через дома и через стены. Ты послушай… Я уже договорился с командованием на эту тему. Мой план одобрили. Отряды усилим до шестидесяти человек. Увеличим дополнительный штат химиков, пойдем под прикрытием дымовых завес. Пойдем двумя группами. В каждой будет самоходка или танк, а еще полковые пушки. В городских боях весьма полезное орудие. Ты атакуешь вдоль улицы, а я пробиваюсь через дворы и здания по прямой к форту. Взрываем стены и через них двигаемся вперед. Идем все время параллельно и поддерживаем друг друга огнем. В обоих группах будут огнеметчики. Я со своей группой проверяю дома. Самоходки пробивают стены в доме…

– А сумеют?

– Вот что я тебе скажу, – негромко произнес майор Бурмистров, в упор посмотрев на Велесова. – Самоходки и танки в городе – это страшная сила, если они идут под прикрытием пехоты. Чтобы фаустникам их подбить, нужно сначала выглянуть из окна, прицелиться и постараться попасть по движущейся цели. А пехота дожидаться не станет, пока кто-то прицеливаться будет, она палит сразу из всего стрелкового оружия, что у нее есть. Значительная часть фаустников отстреляется, не причинив «коробочкам» вреда, а те гранаты, что достигают брони, не всегда уничтожают экипаж. Да и с прицелом у фаустников не очень… Они ведь тоже понимают, что по ним стреляют, кто же даст им свободно залечь?

– Согласен, – охотно поддержал друга Михаил Велесов.

– Группа захвата заходит в здание и уничтожает всех, кто там есть, – продолжал Бурмистров. – А ты параллельно со мной идешь по улице со своей группой. Бьешь из танков и пушек по чердакам и окнам, где будут выявлены огневые точки. Уничтожаешь их и двигаешься дальше.

– Мы тут на один склад натолкнулись, а там фаустпатроны штабелями упакованы. Вещь серьезная, уже испытали – толщину стен сантиметров на восемьдесят пробивают, для города они в самый раз будут, – заверил Велесов, воодушевляясь идеей товарища.

– Все так. Вижу, что понял. Фаустпатронами тоже запасись, пригодятся. Стены хорошо пробивают… Ладно, пойду к себе, – сказал Бурмистров, поднимаясь. – Я видел, ты письмо писал… Передай от меня привет Полине.

– Она будет рада.

Утро началось с артиллерийского обстрела крепостей. В этот раз залпы были более впечатляющими и значительно громогласнее, чем раньше, – на выручку подоспела тяжелая артиллерия, доставленная накануне в Познань прямо с платформ на позиции. Особенно досталось «Цитадели», и под ее башнями и стенами повисла завесь из плотного черного дыма и песка.

Вскоре отдельные залпы переросли в один протяжный нарастающий свистящий гул, к которому примешался выворачивающий нутро вой летящих снарядов, – то били реактивные снаряды «катюш».