Алекс Кайнес - Победа Сердца

И как это вообще возможно? Одного взгляда издалека в анфас мужчины, которого она видела впервые в своей жизни, хватило для того, чтобы вся тревога, связанная с недоступностью связи с Кайлом, рассеялась, подобно клубам дыма, будто бы ее никогда и не было вовсе. И это была даже не спонтанная влюбленность, нет, не глупая наивная фантазия о герое, что ждал ее всю жизнь и внезапно нашелся на Богиней забытом острове, куда ее волею судьбы направили все силы мира, о, нет, это было удивительное, колоссальное по своей силе чувство узнавания. Это было подобно вспышке молнии, когда счастливый свидетель ее красоты, замерев, наблюдал, как лиловая вспышка сжигала все вокруг энергией своего света. Осознание же этой невероятной мощи приходит на мгновение позже, вместе с величественным громом, который заставляет каждый волос на теле наэлектризоваться от небывалого ощущения первобытного изначального ощущения блаженства и восторга, океанической радости пустоты, в которую проваливалась всем своим существом Виктория.

Осознавала она это всё только сейчас, когда уже успела удалиться от судьбоносной «заочной» встречи двух родственных душ в аэропорту, и, что самое удивительное – она не испытывала ни капельки тревоги по поводу того, что они могут никогда больше не встретиться с предначертанным в ее судьбе мужчиной, нет, что также было совершенно нехарактерно и чрезвычайно удивительно для девушки, которая, казалось бы, знала о своих чувствах всё – о том собственичестве, когда она могла приревновать совершенно незнакомого парня на улице к его же девушке, что просто проходили мимо под ручку. Подобные импульсивные мысли могли даже вдохновить Викторию, и пару раз при определенных обстоятельствах ей даже удавалось раскачать этот маятник до такой степени, что в итоге это выливалось не только в умозрительное, но и физическое знакомство, что, однако, нередко заканчивалось разочарованием и, тем не менее, то, что испытывала она сейчас, не было похоже ни на какую из ранее пережитых интрижек.

– Вик! – потревожила журналистку сотрудница местного филиала ее редакции, – что ты думаешь по этому поводу? – всё никак не унималась ее коллега.

– Я… – решила поиграть в ни к чему не обязывающую полемику Виктория, начав высказывать свою совершенно ничем не подкрепленную по сути, но убедительную по аргументам, основанным на бесконечной новостной ленте, точку зрения. При этом, даже во время непосредственной дискуссии Виктория другой частью своего разума находилась совершенно не тут, в этом транспортном средстве, рассуждая о вещах, честно говоря, не слишком ей интересных, но в совершенно уникальном пространстве, где не было никого и ничего, кроме нее самой. А если быть точнее – то там, конечно же, могли проявляться различные события, объекты и даже люди, однако все они были не более чем миражи, которые вызвал к жизни мозг Виктории, что обладал совершенно необходимой для ее многозадачной профессии способностью в нужный момент параллельно совмещать совершенно отличные друг от друга рассуждения, что зачастую помогало журналистке работать сразу над несколькими материалами, которые приобретали свой законченный вариант в виде горячих рубрик на страницах печатных изданий. Если не знать их автора, можно было даже подумать, что над ними корпели, и не один день, специалисты совершенно разных профилей, что кропотливо выискивали нужные слова и четкую фактуру для определенного материала. Но всё это не касалось самой Виктории, чье имя всегда красовалось в ее авторской колонке, и, соответственно, во всех выходивших в них статьях, поскольку весь творческий процесс, несмотря на жесткие сроки, происходил спонтанно, и, когда накапливалась критическая масса необходимого материала, как правило вовремя, она выплескивалась на страницы, где каждое слово влекло за собой десятки, сотни других, что шли следом, и параллельно с этим уже создавали дополнительные смыслы, что неизбежно «созревали» в последующих публикациях.

Только сейчас Виктория использовала свой удивительный и такой необходимый дар не для того, чтобы разделять потоки информации, чтобы они по отдельности в дальнейшем формировали свой собственный уникальный материал, нет, она создавала непробиваемую стену между ее собеседницей и собой, как бы это не было неэтично, и с показным энтузиазмом с головой погрузившись в околополитические темы, вновь занырнула в свои воспоминания. Врата ее памяти оказались распахнуты настолько, что ее ментальная оболочка пролетела назад, сквозь аэропорт, как сквозь призрак. Набирая всё большую и большую скорость, ум Виктории отматывал ленту своей жизни уже ни на минуты, но часы, на месяцы и целые годы до тех пор, пока она не добралась до того стоп-кадра своей памяти, когда ее сердце, сжавшись, сдалось и заставило организм расслабиться, ощутив сладковатый привкус во рту.

41. Грегори замер, ощутив, как всё его тело приятно содрогнулось от мягкого вкуса, что разлился во рту, подобно небесной амброзии. То был вкус воспоминаний, казалось бы, забытых навсегда, но внезапно вспыхнувших прямо перед его внутренним взором так живо, как будто бы между текущим моментом и теми событиями не было никакой дистанции. Казалось, что стоило лишь протянуть руку – и можно сразу было ощутить теплоту того самого заветного летнего дня, и ощутить ртом тот самый сладкий фруктовый вкус, что обволакивал горло и, опускаясь ниже, заставлял сердце танцевать от восторга.

– И что же это за вкус, дорогой? – мягко спросил ласковый женский голос, что окончательно растопил сердечную мышцу писателя, который ощутил, как на его глазах выступили слезы радости и благодарности миру, которые он, не боясь, мог открыто показать Богине.

Это был тот самый день, тот самый момент, когда, ощутив, как внезапно его тело наэлектризовалось, путешественник мгновенно приподнял голову с колен своей возлюбленной. Та же с хитрой, но бесстрастной и совершенно беззлобной улыбкой глядела в глаза своего возлюбленного, зная все его мысли, видя, как на ладони, его прошлое, будущее и настоящее, более того – не только его так называемые душу и тело, но и то, что скрывалось за ними – нечто, продолжающее этот самый спектакль, играя перед тем самым необозримым и бесконечным зрителем, что также прятался за самим временем, и теми событиями, что происходили с писателем, который так сильно жаждал обрести милость Богини и узнать, кем же он был на самом деле. И как же было самонадеянно обрести это «собственными» силами! Ведь только теперь он отчетливо понимал, что его успехи в карьере и крах в личной жизни, а также иные всевозможные высокие и малые падения, равно как и достижения, не были подвластны ему, но были лишь необходимыми условиями вызревания понимания того, что их всех свел в данный момент умелый кукловод, который решил немного позабавить не только себя, но и выдуманный зрительный зал, что рукоплескал ему, который и сам являлся точно такой же куклой, «трикстером», собирающим все аплодисменты и почести только лишь как необходимый инструмент представления.