Ольга Пустошинская - Виктория

– Будем! А можно мне конфету?

…Пили чай с хлебом, намазанным прозрачным слоем масла, с печеньем и карамельками.

– Я так не хотела уезжать из Москвы, – призналась Валя, – из-за Серёжки пришлось. Слух кто-то пустил, что немцев видели в городе, может, просто слухи, я верить не хочу. Ты что-нибудь знаешь?

– Нет, ничего не помню. Расскажи.

– Шестнадцатого октября собралась на работу. Я на заводе работаю в отделе контроля. Подхожу к метро, а там толпа. Все в панике: метро закрыто, трамваи не ходят, автобусы тоже… Мы пешком с сослуживицей пошли. Приходим – проходная закрыта, никого на территорию не пускают. Говорят, домой идите, не работает завод, вам всё сообщат. Мы стоим в растерянности. Как так? И что теперь?

Делать нечего, домой пошли. Тут вижу: ветер несёт какие-то обрывки бумаги прямо на меня, портрет чей-то разорванный. Поймала обрывок, а это портрет Сталина: его нос, усы, лоб с зачёсанными волосами. А на помойках горами красные книги, знаешь, эти ленинские сборники, «Истории партии». Люди испугались и стали выбрасывать. Вот тут мы и поняли, что немцы будут здесь не сегодня, так завтра. Чудовищно, просто немыслимо…

Валя замолчала, пытаясь справиться с волнением, потом продолжила:

– Страшно было… Своих бандитов не боялись, хотя их было, наверно, много. Мы слышали, что стали грабить закрывшиеся магазины и склады. А вот немцев боялись, уже были наслышаны о зверствах. Нам с сотрудницей повезло: возле бакалейного магазина раздавали крупы и сахар, я получила три кило пшеничной крупы, сахара и пуд муки. Это всё теперь пригодится… По шоссе шла толпа людей, как на демонстрации, только с чемоданами, мешками, узлами вместе флагов. А потом мне позвонили и предложили эвакуироваться с заводом в Куйбышев. Говорят, что и Сталин покинул Москву.

– Нет, он остался в столице. Сначала хотел уехать, но передумал, только дочь отправил в Куйбышев, – уверенно сказала Вика.

– Ты это точно знаешь? – просияла Валя.

– Абсолютно.

– Слава богу! – выдохнула она. – Теперь я знаю, что Москву мы отстоим.

– Это только так говорят, а никакого бога нет, – влез с замечанием Серёжа.

– Отстоим, я знаю. Верь мне. И до самого Берлина дойдём, и красный флаг будет развеваться над Рейхстагом.

– Ты так уверенно говоришь, что я верю.

– И верь. Это точно, как завтра взойдёт солнце.

– Вика, а родители у тебя живы? – Валя отхлебнула остывший чай и отставила чашку в сторону.

– Отец умер три года назад, а мама… она далеко, в Ташкенте. – Вике почему-то пришёл в голову Ташкент.

– Ты получаешь от неё известия?

– Нет.

– Не переживай, с твоей мамой всё хорошо, – поспешила успокоить Валя, заметив, что Вика помрачнела. – Ты сама напиши ей до востребования или телеграмму отправь.

Если бы можно было! Но как? Написать на конверте: вручить адресату в мае 2017 года? Бред же. Хотя… Вика задумалась, потом взяла карандаш, бумагу и начала писать: «Мамулечка! Если ты читаешь это письмо, значит, задуманное у меня получилось. Я жива и здорова и очень надеюсь, что вернусь домой…»

Очередь в милицию начиналась от кабинета и заканчивалась на широком крыльце здания. Те, кто заявлял о потере паспорта, отправлялись к молодой женщине в синей форме и берете на тёмных волосах. Документы на прописку принимала другая, постарше, поэтому очередь продвигалась довольно быстро.

Вика нервничала, стискивала кулачки. Валя удивлённо погладывала на подругу, но не приставала с расспросами.

– Фамилия, имя, отчество, дата рождения? – протараторила милиционерша.

– Фомина Виктория Александровна… – прокашлявшись, сказала Вика. День и месяц рождения (десятое мая) она назвала подлинные, чтобы не запутаться.

– Когда и где утерян паспорт? Где бомбили? Возле Москвы?

Милиционерша записала все данные, обстоятельства утери документов и заверила, что после тщательной проверки гражданка Фомина получит новый паспорт, а пока – временную справку.

«На что я надеюсь? – думала Вика дорогой. – Сделают запрос, и выяснится, что никакой Виктории Фоминой тысяча девятьсот тринадцатого года рождения не существует. И что потом?.. Лучше не думать. Ах, если бы вернуться домой! Как так вышло, что я попала сюда? Угодила в какой-то портал, или что там бывает? Если так, то выход должен быть там же, где и вход…»

– Ты чего пригорюнилась? – тронула её за руку Валентина.

– Да так, задумалась… Валя, мне надо на рынок.

Продать крестик с цепочкой Виктория решила ещё вчера – денег не было ни копейки. Надо покупать продукты, бельё и кое-что из одежды; мыло, зубной порошок, щётку… А зарплата будет только через месяц, этот месяц надо как-то жить. Висеть на Валиной шее было совестно. Очень жаль крестик, но больше ничего ценного у Вики не было.

– Зачем тебе на рынок? – удивилась Валя.

– Хочу продать крестик, деньги нужны.

– Покажи крестик.

Вика сняла витую цепочку. Крестик был тонкой работы, с фигуркой распятого Христа со склонённой головой, увенчанной терновым венцом.

– Это ценная вещь, – оценила Валя. – Ты верующая?

– Это мамин подарок.

– Тогда он дорог вдвойне. Зачем тебе продавать? Мы обойдёмся, продукты есть и деньги тоже.

Вика улыбнулась и сказала мягко:

– Валечка, спасибо, но я так не могу. Все мои вещи пропали, у меня даже сменного белья нет.

– Тогда я с тобой пойду, знаешь сколько жулья на рынке? – решила Валя. – Цепочку продай, а крестик оставь, раз он тебе дорог. Его на шнурке носить можно.

Вика сняла крестик с цепочки и убрала в карман куртки, застегнула на кнопку, чтобы не потерять.

***

Старейший Троицкий рынок в Самаре имел свою давнюю историю. Когда-то на площади возвышалась церковь Святой Троицы с садом, с городскими часами на колокольне. Было своё «лобное место» с помостом и столбом, где наказывали плетью преступников; обжорные ряды, каменный торговый корпус и Гостиный двор. Шумно, людно… По рынку ходили торговцы квасом, сбитнем, мороженым в деревянной лохани. И продавали пирожки с разными начинками, в том числе самарские пирожки с картошкой. Как бы Вике сейчас хотелось съесть такой пирожок!

Они с Валентиной прошли к рядам, посмотрели, что и почём продают.

– Четыре тысячи проси, – учила Валя, – вещь дорогая: вон какая цепочка толстая. Даже четыре с половиной проси – это не много.

Вика пристроилась рядом с женщиной, продающей кирзовые сапоги, повесила цепочку на ладони.

Сначала к ним никто не подходил. Редкие прохожие цепляли украшение взглядом и шли мимо. Виктория начала волноваться: а вдруг никто не купит?

Тот мужчина в шапке-ушанке появился неожиданно, будто вырос из-под земли. Достал из кармана лупу и стал прищурившись рассматривать цепочку.

– Сколько? – спросил он.