Вадим Калашник - Свои камни

Самодельная молитва

Ваня положил на траву школьный портфель и принялся расшнуровывать ботинки.

Раколовку он поставил еще утром, еще до школы. Встал по росе, запихнул в клеть задавленного с вечера мышонка и поставил ловушку в тростнике. Не глубоко так поставил, там куда смог дойти, закатав брюки.

Теперь ловушку нужно было вытащить. Ваня поставил ботинки на камень и принялся закатывать штанину.

Речка Вытегра была широкая, мелкая и вообще неправильная. Учительница Вера Георгиева, говорила, что в северном полушарии реки текут либо с юга на север или с севера на юг, а Вытегра текла на восток. Зимой промерзала до дна, и ее словно и не было. Весной разливалась в полную силу, но летом распадалась на мелкие рукава-протоки. Всякий раз по-новому.

На правом берегу стояла деревня Кутевра, на левом Гальпериха. А если пустить с низкого мостика бумажный кораблик, то он приплывет в Дратово. А больше никуда этот кораблик не попадет, потому что застрянет в плотине или сгинет под мельничным колесом колхозной мельницы.

Ваня закатал брюки и смешно зашлепал к заветному месту в тростнике, где под самой поверхностью воды виднелся пробковый поплавок, привязанный к концу веревки. Нащупав веревку, Ваня потянул и в душе порадовался тяжести. Видать глянулся ракам придавленный мышонок.

Раков за пол дня наползло с полторы дюжины. Ваня сложил улов в мешок, а мелочь выпустил. Теперь можно было спокойно возвращаться домой и приниматься за уроки. Ваня подцепил на палку ботинки и зашагал по пыльной дороге в сторону дома.

На пол пути его обогнал грузовик, обдал парнишку пылью и бензиновой вонью. Ваня успел закрыть глаза и отвернуться, но пыль все равно забилась в нос.

– Ух тебя, зараза! – кинул Ваня в след грузовику.

Ваня с минуту отплевывался и утирался. Он понимал, что отчасти сам был виноват, что задумался и не услышал грузовик. Но тот мог бы и погудеть. Но можно было и не идти по пыльной дороге. Ваня отряхивался и ругался. За этим занятием его и застал дед Афанасий.

– Что шумишь, пионер, – окликнул он Ваню привычным ласковым голосом.

– Да носятся всякие, как угорелые, – обижено ответил мальчик. – Ни прохожих не жаль, ни машины. Тьфу.

– Ну будет, будет, – сказал дед, подходя ближе и поднимая оброненный внуком мешок с уловом. – Не сердись на шофера, Господь с ним.

– Вот и наказал бы его за такие лихачества, – успокаиваясь ответил Ваня.

– Ну, Господь сам знает как надо, – сказал дед и потрепал Ваню по голове. – Наше дело злобу не копить.

– Ну все равно обидно, – начал было Ваня. – Несправедливо.

– Что же не справедливого? – удивился дед, заглядывая в мешок. – Вон какой улов нам Бог послал.

– Да причем тут Бог, – бросил Ваня. – Это я сам раколовку сделал, сам поставил.

– Ну так раки могли и не приползти, и не попасться.

– Как не попасться, я им такого мыша подбросил, – рассмеялся Ваня.

Дед Афанасий улыбнулся в ответ, и они пошли через мосток ведущий в Кутевру.

Сразу за мостом дорога поворачивала и шла вдоль реки, но теперь уже по кутевринскому берегу. Колхозное начальство уже второй год грозилось перенести мост ближе. А то деревни друг напротив друга, а мост в версте выше по течению. И кто его там решил построить? Одно слово неправильная река. Говорили, что так сделали, потому что напротив деревень река слишком широко разливается. Так и что, говорили другие. По ней летом в брод перейти можно. Правда никто и никогда из Кутевры в Гальпериху вброд не ходил. Мост же есть.

А вот из Гальперихи в Кутевру пробовали, уполномоченный из района верхом поехал, по темноте, правда, поехал, так с конем и перевернулся. Сам насилу выбрался, коня перепугал, а фуражку свою только у дратовской плотины и догнал. А ругался, смех и грех одном словом. С гальперинскими всегда все не складно. Даром что и школа на их берегу, и правление, а все одно не складно.

Когда Ваня с дедом дошли до околицы жара немного спала. Давешний грузовик торчал на гальперинском берегу у ворот колхозного склада.

Во всей Гальперихе было только одно каменное здание. С высокими окнами и башенками, его то и определил под склад. Здание крепкое. На окнах решетки. Местами крыто железом. Правда крыша странная. Словно не своя, а так, наскоро сколоченная из горбыля крышка, как для бочки. Зато ворота железные.

Дед остановился посмотрел на склад, покачал головой, и они пошли дальше.

Пока Ваня делал уроки, день за окном стал гаснуть. С поля потянулось колхозное стадо. Проехал на велосипеде почтальон Митричь с потертой сумкой. Вернулась мать и принялась хлопотать на кухне.

Дед по приходу сразу запустил Ваниных раков в кадушку, чтобы дожили до ужина, а сам пошел в бывший коровник, теперь приспособленный под сарай. Дед чем-то стучал в глубине сарая, что-то перекладывал, потом уселся на колоду с стал править косу то и дело пробуя ее на палец и прищуриваясь.

В прежние времена Афанасий Чернов имел крепкое хозяйство. Из детей у них с бабкой Аглаей была только дочка Настасья, зато в хозяйстве все ладилось. На империалистическую войну деда не призвали. Грохотала она далеко от этих мест. А все перипетии нового времени обрушились на него, как и на его соседей совершенно внезапно.

Весной восемнадцатого года приехали какие-то люди, по виду из города и объявили новую власть. И поначалу никакой разницы селяне не почувствовали. Работали, как и работали. Даже перезимовали благополучно.

В следующий раз власть приехала и постановила организовать из крестьянских хозяйств колхоз. И собрать излишки продовольствия на нужды новой власти, борющейся за свободу мирового крестьянства и пролетариата.

На поверку оказалось, что особых излишков ни у гальперинских, ни у кутевринских нет. А угонять скотину представители власти не решились потому, что постановили направить весь скот в собственность колхоза. Да и отчитаться на верх о создании колхоза «Имени «Пятой годовщины октября». Они сочли это более полезным нежели пригнать конфискованное стадо. Видимо уже обжигались.

Начали с гальперинских, потому как в их деревне обосновалось правление нового колхоза. Но с гальперинскими вышло не гладко. Несколько семей не пожелали сводить скотину в общее стадо. Тогда коров у них просто забрали, а двоих самых рьяных мужиков с семьями увезли в город.

Дед Афанасий в тот год разжился небывало удачно. В хлеву стояло аж четыре коровы. И местный активисты даже вознамерились записать его в кулаки. Но совершенно внезапно для них дед Афанасий добровольно передал в колхоз всех четырех буренок, а взамен получил должность пастуха. Бог дал Бог взял, рассудил Афанасий. Ссорится с рабоче-крестьянской новой властью, ему, потомственному крестьянину, было совершенно незачем. Жизненный опыт подсказывал ему, что иногда стоит и уступить, нежели уперется. К тому же родился внук Ванька и за коровами жена и дочка ходить уже не поспевали. Настасьин муж, Павел, был на заработках в городе, потому записаться в колхоз дед Афанасий счел верным выходом.