Николай Офитов - В огне войны сгорая. Сборник

– Мал ты ещё, мальчуган, куда тебе на фронт, пришибут, – отвечали ему, – да и автомат не удержишь…

– Возьми-ите, дяденьки, я – сирота, – не отставал он. – Я вам пригожусь.

И тогда один офицер сжалился над ним и оставил со своими бойцами. С ними он попал в Киев. А на левом берегу Днепра уже вовсю гремели и ухали взрывы бомб и снарядов.

Переправились через реку на лодке и топали всю ночь к Нежину. Поскольку повсюду шныряли немцы и идти было опасно, чтобы выбраться к своим, днём прятались в лесу, а ночью снова шагали. И так продолжалось два месяца. Когда оказались у своих, стали проверять, кто такие да откуда. Под конвоем привели в особый отдел, где он, ничего не тая, всё рассказал, и его оставили в стрелковом батальоне помогать поварам на кухне.

Чистил картошку, носил воду, мыл посуду, выносил помои…

И тут в батальон наведался генерал. Увидел мальчонку, поговорил с ним и взял к себе ординарцем. Обрадовался Федя, так звали его, приодели в новую, специально пошитую для него форму, красноармейскую книжку вручили. Загордился. Теперь он настоящий воин Советской армии. Пробыл у генерала несколько месяцев. Но захотелось ему стать разведчиком, и он им стал. Командир разведывательной роты старший лейтенант Николай Можуков взял Фёдора к себе. Требовалось взять «языка». Стоял февраль. Сыпал пушистый снежок, а потом подул ветер, подымая позёмку. Противнику такая погода не по нутру, а нашим разведчикам к любой погоде не привыкать. Он находился в группе прикрытия. Зайдя в тыл врага, встретили едущих и гогочущих в санях пятерых матёрых немцев. Они везли откуда-то продукты. Разведчики, укрывшись в засаде, подпустили их поближе и открыли огонь. Четверых сразили наповал, а раненного в руку немца увели с собой. После чего без происшествий вернулись довольные, что задание выполнили.

Видя, что паренёк смышлёный, находчив и смел, командир пустил его в разведку одного. Переоделся в нищего и пошёл в рванье по деревне собирать милостыню. А сам всё выглядывал да примечал, и запоминал, где находятся немцы и что они делают. И засёк одну хату с офицерами. Ночью он привёл к хате своих разведчиков. Обезвредили часового, а потом взяли и вышедшего на улицу офицера. На обратном пути их догнала невесть откуда выскочившая группа немцев, завязался бой. Нашим разведчикам удалось отбиться и вернуться в свое расположение. Фёдора в том бою ранило в бедро, пришлось лечиться. И снова за дело, без которого он уже не мыслил своего пребывания на войне.

Этот подросток не раз участвовал в боях, неоднократно ходил в разведку и оставался цел и невредим. Видимо, Боженька берегла мальчишку, нёсшего тяжёлую и опасную жизнь воина наравне со всеми солдатами, многие из которых годились ему в отцы и старались оберегать его, а он вёл себя, как уже бывалый воин, рассудительно, и всё наматывал на ус, что говорили и советовали старшие. Много разных тягот и лишений пришлось ему испытать, участвовал в боях, ходил в разведку и доказал, что он настоящий русский воин, достойный славы своих храбрых предков. Семью ранениями отметила юного воина Фёдора Бурина война. В 14 лет он был награждён орденом Красного Знамени.

Вот каким был этот подросток, убежавший на войну и ставший сыном полка, храбрым солдатом и беззаветно преданным своей Родине, которую любил, как и родную маму. Он вернулся к ней, пал на колени и просил прощения за своё бегство из дома, заставив её страдать. А отца уже не увидел, погиб при освобождении Харькова.

2020 г.

Вернувшись с войны, в деревню Ивановской области, Борис Молотков сразу приступил к своему любимому землепашеству, которым занимался до ухода на войну. Пахал землю на колёсном тракторе, а когда созревали хлеба, прицеплял свой колёсник к комбайну «Коммунар» и водил его за собой по полю. Колосья срезались, попадали в молотильный барабан и там обмолачивались, и сухое янтарное зерно бурным ручьём лилось в бункер комбайна. Подъезжала полуторка, и зерно из бункера переправлялось в кузов машины и отвозилось на ток к зерновому амбару. Но с приходом войны трактор пришлось оставить. Одна женщина, из сельских, более-менее разбираясь в технике, вывела железного коня в поле. А там он что-то стал чихать и заглох. Больше, как ни старалась, завести не могла. И стоял трактор без дела, ржавел под дождями в поле и грустил о своём хозяине.

И вот он вернулся. И уже на следующий же день встретился со своей железякой, фары которой были выбиты, и сказал: «Ну, дорогой мой коняга, пора и за дело приниматься». Осматривал его, как доктор, разобрал мотор, смазал машинным маслом детали, вычистил накопившуюся грязь, снова собрал, и трактор, издав звук, завелся.

Радовался Молотков, как ребёнок новой игрушке, когда сел за руль. Потёр свои загрубелые на войне ладони, привыкайте, мол, к другому рулю. Довольны были и женщины, им теперь больше не придётся пахать на лошадях, рвать свои пупы и жилы, управляя не только лошадью, но и плугом. А порой лошади падали от голода прямо в борозду, кормов не хватало, и приходилось самим впрягаться в плуг вместо них и тащить его за собою.

Годы шли, а он пахал и растил хлеб, как умел. А умел Борис Молотков многое, и молодых трактористов воспитывал, и они радовали его своими успехами. У него уже был гусеничный трактор, а спелые хлеба убирал самоходный комбайн «Беларусь», и старался поменьше вспоминать о войне, потому что воспоминания о ней и о погибших там товарищах до боли бередили душу. Ведь война с фашистами была страшно разрушительной и прошла огненным катком и по тылу – нашему второму фронту; в его деревеньке за эти годы всё пришло в запустение, трудно было держать этот второй фронт одним женщинам, измотанным непосильным трудом и постоянным недоеданием, а ещё похоронками, приходившими на их мужей с фронта. Горе застилало душу и щемило сердце, но они держались и выстояли, словно были созданы из стали, и, глядя на вдов-солдаток, он всегда удивлялся их мужеству и стойкости этого, как говорят, слабого пола. Слава им вечная. Без этого «слабого пола» не было бы победы в этой тяжелейшей войне, о которой он, когда спрашивают рассказать, как воевал и бил фашистов, вспоминает неохотно.

– Да что говорить о ней – злодейке? Ну, воевал, водил танк, стрелял в немчуру, а она нас поливала огнём. Что тут говорить? Война есть война, ласково по головке не гладит, а сносит её…

Скромничал старый воин Молотков, не выпячивал грудь вперёд, как некоторые, увешанные орденами и медалями, и военный мундир с лейтенантскими звёздочками по праздникам не надевал, который висел в шкафу, а носил обычный костюм. И интервью не давал. А рассказать ему, закалённому в жарких сражениях воину, было что. Воевал он смело, сражался в таких жарких схватках, что дивился, как жив оставался, словно был заворожённый, и пуля его не брала.