Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны

С серьезным видом Горностаев просмотрел каждую бумажку из вороха принесенной ему документации и сделал неожиданно оптимистичное заключение. Ни один серьезный специалист в области гематологии на основании просмотренных результатов анализов и исследований не осмелился бы утверждать, что болезнь возобновилась. В худшем случае, если речь идет действительно о рецидиве, химиотерапии будет не избежать, но это вовсе не означает необходимости операции по пересадке костного мозга. А поэтому, прежде чем сгущать краски, ребенка нужно обследовать в хорошем стационаре… Горностаев вздохнул и добавил, что берет на себя помещение мальчугана в клинику.

Нина с облегчением откинулась на спинку дивана. Адель на услышанное отреагировала сдержанно. Боялась поверить, что всё может разрешиться так невероятно просто. Не стараясь развеять ее сомнений, Горностаев стал пространно объяснять, что лечение платное и что оно действительно может влететь в приличную сумму, особенно если результаты нового обследования окажутся не такими радужными, как можно предполагать сейчас.

Услышав это, Аделаида мгновенно сникла. Не глядя на нее, Нина заявила, что они готовы оплатить любое лечение, какой бы ни оказалась сумма.

– Вот и славно, – кивнул Илларион Андреевич.

Хлопнув ладонями по коленям, он встал и пошел звонить. Подругам не было слышно, о чем шел разговор с невидимым собеседником, но, вернувшись в комнату, Горностаев объявил, что в Республиканской больнице мальчика готовы взять в отделение буквально завтра: там как раз освободилось место.

– Обдирать вас не будут… Я еще поговорю с ними на эту тему, – неловко вставил он и, заручившись молчаливым согласием подруг, уточнил: – За больничный день, конечно, придется платить, и немало. Плюс препараты, если понадобятся. Вы знаете, наверное, какое у нас обеспечение. Для многих – разорение… Я не знаю, объяснили ли вам? – он вскользь глянул на Аделаиду.

– Всё будет хорошо, мы всё оплатим, – торопливо заверила врача Нина.

Аделаида уставилась на нее невидящим взглядом, перечить, однако, была не в состоянии.

– Значит, так… завтра к двенадцати за ребенком придет машина, – сообщил Горностаев.

– Но ведь будет скандал! Я не предупредила никого, – запаниковала Аделаида.

– Не вы первые… О мальчике думайте. Об остальном забудьте… Услышат фамилию нашего главврача – по струнке вытянутся. Все… – заверил Горностаев. – И пожалуйста, не забудьте взять выписку и все документы…

Уже за порогом квартиры, пока спускались вниз, Аделаида отважилась на упрек:

– Но ведь ты даже не знаешь, сколько это может стоить! Там суммы наверняка астрономические просто. Как я могу согласиться на такое лечение?

– Не ты обещала, я…

– Ты не представляешь, что́ это значит – платить за больничный день, – твердила Аделаида. – А препараты? Каждый раз минимум по двести долларов. Зря, всё это зря…

– Я помогу деньгами, Ада, – с твердостью сказала Нина.

– С какой стати? Почему ты должна помогать мне деньгами? Ты даже не знаешь меня. Ничего обо мне не знаешь… Ты не знаешь моего прошлого…

– А что я должна знать? – Нина невольно замедлила шаг. – Ты совершила преступление? Тяжкое и нераскрытое?

– Нет, но при чем здесь преступление?

– Прошлое у всех одинаковое… в каком-то смысле, – нахмурилась Нина. – Как ты не понимаешь, что у нас сейчас нет выбора – ни у тебя, ни у меня…

– Слова! Выбора у меня потом не будет… Ты не можешь встать на мое место. Никто не может. Да никто и не захочет…

Сотовый телефон Аделаиды, забытый у Глеба Тимофеевича на заднем сиденье машины, периодически оживал в сумке Нины с десяти утра, словно некая притаившаяся тварь, которую хотелось утихомирить, но жутковато было трогать рукой. Нина долго не решалась ответить на звонки. Но после обеда, когда вибрация и пиликанье аппарата стали повторяться всё назойливее, она вдруг подумала, что звонить могла и сама Адель, выкопала телефон со дна сумки.

– Здравствуйте… Адочку можно попросить?

Голос был незнакомый.

– Ее нет… Она забыла свой телефон… у знакомых, – борясь с чувством неловкости, сообщила звонившему Нина.

Мужской голос завис в пустоте.

– У знакомых – это у вас? – иронично поинтересовался он. – Что ж, очень приятно, очень…

– Что-то ей передать?

– Да, пожалуй, ничего. Как ей дозвониться, вы не подскажите?

– Домой ей вечером звоните.

– А где она сейчас, вы случайно не в курсе?

– Думаю, в больнице, – ответила Нина и тотчас поймала себя на мысли, что скорее всего сказала лишнее, каким-то чутьем она угадывала это по тону звонившего.

– В какой больнице?

Нина молчала, не зная, должна ли отвечать на вопрос.

– Передайте ей, что звонил Аристарх Иванович… Кстати, мы с вами случайно не знакомы?

– Нет, не думаю.

– Вы не супруга Лопухова Николая?

– Да, это мой муж, – испытывая какое-то смутное неприятное чувство, ответила Нина.

– Я так и подумал. Узнал вас… по голосу. Да мы виделись недавно. В ресторане, помните? Не узнаете? Адочка, безобразница, такой стала растеряхой. Еще хорошо, что телефон у вас оказался. А то просто оставит где-нибудь на прилавке – потом ищи-свищи…

– А знаете, это даже хорошо, что вы позвонили, – вдруг осмелела Нина. – Я могу вас кое о чем попросить?

– Слушаю.

– Мы не могли бы увидеться?

– Почту за честь, – не без удивления вымолвил Аристарх Иванович. – Где и когда вы хотите…

– Мне всё равно.

– Раз всё равно, вечерочком заезжайте в мою берлогу, – предложил Аристарх Иванович. – Где я живу, вы знаете?

Вереницын продиктовал ей адрес, проверил, всё ли правильно записано.

– Часиков в девять подходит? – спросил он напоследок. – Отлично, значит, жду в девять. Поклон супругу…

Открыв ей дверь, Аристарх Иванович неторопливо окинул гостью изучающим взглядом холодных маленьких глаз и рассмеялся:

– Вот и славно… Хорошо, что опоздали. Я и сам только-только вошел. Прошу, прошу, проходите…

После недавнего ремонта в квартире еще витал запах краски. «Берлога» Вереницына располагалась в старинном доме. Эти апартаменты явно были слишком просторны для чиновника средней руки и обставлены слишком пышно, с размахом. Светлые кожаные диваны, молочно-белые полированные под мрамор стены – всё новенькое и не совсем безвкусное – безличность обстановки соответствовала московским стандартам обеспеченности, обретаемой явно не в поте лица. Женского присутствия в квартире не чувствовалось.

– Я к вам по делу, – с порога заявила Нина.

– Да уж догадываюсь… – Аристарх Иванович развел руками. – У мужа стряслось что-то?

– Нет… я хочу поговорить об Аде.

– Об Аде так об Аде… Что ж нам остается, раз грехи в рай не пускают, – пошутил хозяин, разглядывая гостью и задержав глаза на обручальном колечке с крохотным сапфиром.