Сергей Трифонов - Пощёчина генерал-полковнику Готу

– Сейчас десять двадцать семь. Хутор и мост взять скоординированной атакой пехоты и танков к тринадцати часам. Полк атакует хутор двумя батальонами. Танковый батальон, имея в своём тылу третий батальон стрелкового полка, атакует и захватывает мост. Вопросы есть?

– Есть вопрос, товарищ комдив, – вышел вперёд комбат Еремеев. – Как прикажете атаковать мост танками без предварительной разведки и сапёрного обеспечения? Ведь предмостная территория наверняка заминирована. Думаю, и мост тоже.

Комдив ткнул указательным пальцем в сторону командира стрелкового полка.

– Это к тебе вопросы, подполковник. Почему до сих пор не проведена разведка?

Комполка шмыгнул носом, переступил ногами, злобно взглянул на капитана Еремеева.

– Так как я по чистому снежному полю разведку пошлю? – взмолился комполка. – Финны ведь всех положат.

– А ночью почему не разведали? Дрыхли без задних ног? – гремел комдив. – Всё! Приказ исполнить любым путём. С разведкой, сапёрами или без них, – меня не касается. Не исполните приказ, пойдёте под трибунал. А ты, танкист, пойдёшь паровозом.

Когда броневик с командирами укатил, оставив после себя едкий дымок выхлопных газов, комбат собрал ротных и взводных.

– Приказ есть приказ. Мост надо брать. Вторая и третья роты атакуют мост полукругом, первая огнём поддерживает пехоту. Взвод Гордеева остаётся в батальонном резерве и действует согласно моим указаниям. Стрелковый батальон пойдет за нами.

Гордеев увёл свои танки к лесу. Забравшись на ель, он достал бинокль и стал наблюдать. Алексей трижды перечитывал «Войну и мир» Льва Толстого и всегда восхищался описанием батальных сцен, созданных мастером, как будто тот находился одновременно и в гуще самих событий, и наблюдал их со стороны. Гордеев осмыслил, что он является свидетелем маленькой военной трагедии, разразившейся в холодных финских снегах по непонятной ему прихоти кремлёвских вождей, из-за тупости и упрямства командира дивизии, бездарности командира полка и обречённости командира танкового батальона.

Тридцать четыре танка Т-26 второй и третьей рот, утопая по башню в снегу, выстроились вогнутым полукругом, медленно поползли в сторону моста, посылая в снежное безлюдье снаряд за снарядом. За ними не спеша тремя цепями пошла пехота. Когда до моста оставалось метров пятьдесят, раздался оглушительный взрыв. Идущий впереди танк взлетел в воздух метров на пять, перевернулся и рухнул на башню. Загорелся он не сразу, через несколько секунд, когда бензин из разбитых баков хлынул на ещё работавший двигатель. Экипаж сгорел, будучи уже мёртвым. Вскоре на мине подорвались второй танк, затем танк командира взвода и еще три танка. Командиры рот высунулись из люков, стали флажками подавать команды остановиться и задним ходом уходить назад. Оба тут же погибли, сражённые финскими снайперами.

На поле перед мостом началась толчея. Перепуганные механики-водители, словно слепые котята, стали в панике метаться. Два танка столкнулись друг с другом и потеряли ход; их экипажи выскочили из машин и тут же полегли под пулями финских снайперов. Ещё две машины, медленно пятившиеся назад, одна за другой взлетели на воздух. Сдетонировавший боезапас разнёс их в клочья.

Чёрным едким дымом заволокло всю округу. Мост и финские позиции стали невидимыми. Шедшие позади танки остановились. Взводные по рации запросили комбата: что делать? Но ответа не дождались. Финны не позволили. С флангов они ударили из противотанковых ружей. Их тяжёлые ПТРы L-39 отечественного производства и швейцарские «Солотурны» бронебойными 20-мм пулями превращали пятнадцатимиллиметровую броню Т-26 в решето. Загорелись ещё шесть танков. Оставшиеся восемнадцать огнём орудий и пулемётов отогнали гранатомётчиков. Но надолго ли?

Гордеев, сидел на еловом суку и вытирал рукавом ватника катившиеся от обиды и бессилия слёзы. Он понимал всю безысходность положения. Мост им не взять. Танки нужно было выводить с минного поля, подобрать раненых и погибших. Его окликнули снизу:

– Лейтенанта Гордеева к комбату!

Гордеев не узнал капитана Еремеева. Тридцатилетний крепыш за неполный час превратился в старика: пепельный цвет лица, глаза, провалившиеся будто в чёрные дыры, трясущиеся руки…

– Лёша, – прохрипел комбат, – ты видел, где танки обошли мины? Ты сможешь пройти по этому пути?

– Так точно, товарищ капитан, смогу.

– Давай на своём командирском иди туда, выведи, брат, их с мин. Не приказываю, прошу.

– Сделаем, товарищ капитан, будьте уверены. – Гордеев вскинул руку к шлемофону и тут же побежал исполнять приказ.

Он посадил за рычаги своего танка сержанта Гуляева.

– Пойдём, Ваня, тихо-тихо. Слушай мои команды, самодеятельность не допускай. Возьмём, сколько можно, раненых и живых в машину. Мёртвых закрепим на броне. Обратно пойду пешком, ты поедешь за мной и поведёшь остальных за собой. Заводи!

Гордеев провёл танк точно по следам машин, под прикрытием дыма от горевших танков добрался до скученных, словно в стадо машин, передал приказ отступать, собрав раненых и погибших. Подошедшая пехота ружейно-пулемётным огнём отсекала попытки финских бронебойщиков возобновить обстрел танков. Часа через полтора командир стрелкового полка и капитан Еремеев встретили у кромки леса бредущего по глубокому снегу лейтенанта Гордеева и ползущую за ним колонну из шестнадцати танков.

– Товарищи капитан, – с трудом переводя дыхание, доложил Гордеев, – ваш приказ выполнен.

Через два дня дивизионная и корпусная артиллерия превратила злополучный мост в груду щебня, а заодно сравняла с землёй и снегом хутор. Сапёры навели три переправы, и дивизия устремилась к Вииппури.

После нового года Отдельный танковый батальон, в котором воевал Гордеев, расформировали, а личный состав и оставшуюся технику передали в 35-ю лёгкотанковую бригаду 7-й армии.

Особисты арестовали комбата капитана Еремеева, командиров стрелкового полка и стрелковой дивизии. На допросы в особый отдел дивизии вызывали всех оставшихся в живых командиров рот и взводов. Гордеева допрашивали трижды, требуя дать показания против капитана Еремеева. Алексей прикидывался «солдафоном», матёрым служакой, упорно твердя:

– Не могу знать… Исполнял приказы… Не видел… Не слышал… Не присутствовал…

Он, видимо, надоел следователям, и от него отвязались. Вскоре в бригаду приехал командующий армией командарм 2-го ранга Кирилл Афанасьевич Мерецков и на общем построении личного состава вручил государственные награды бойцам и командирам. Лейтенант Гордеев был награждён медалью «За боевые заслуги».

В конце января начальник особого отдела бригады довёл до сведения танкистов постановление трибунала фронта, которым приговаривались к расстрелу несколько высокопоставленных командиров, в том числе бывший командир их стрелковой дивизии и командир стрелкового полка. Капитан Еремеев в списке не значился. Но больше о нём Гордеев никогда не слышал.