Александр Карпов - Бросок из темноты

– О! – скривил недовольное лицо сержант. – Щукин, твой хвост того гляди всех нас заложит! Как с ним после этого в бой идти?

– Я с ним поработаю по данному вопросу! – бойко ответил Егор и сильно ударил в бок локтем стоящего рядом солдата, приводя того в чувства.

Козлов хрипло вскрикнул от болезненного тычка в уязвимое место, немного побледнел, зашатался и, чтобы не упасть, схватился рукой за цевье висевшей за спиной Егора винтовки.

– Горе мое луковое! – недовольно пробубнил Щукин в адрес Козлова любимую фразу своей матери, которой она всегда награждала кого-нибудь из сыновей после того, как тот что-то делал не так.

Козлов сопел возле Егора, недовольный жесткими воспитательными методами последнего.

– Стой ровно и молчи. Смотри прямо и не шатайся, – внушал разведчик солдату нормы поведения, необходимые для того, чтобы не подвести товарищей при появлении лейтенанта.

Командир огневого взвода, вдоволь накричавшись на бойцов обоза, с красным от возбуждения и мороза лицом, направлялся по дороге в сторону собравшихся солдат, которые уже выстроились в одну шеренгу, вытянулись по стойке смирно и ожидали появления начальника. Тот, все еще имея недовольный и взволнованный вид, широко шагая и пытаясь попасть пистолетом в кобуру, бросил на них короткий взгляд красных и бешеных на вид глаз. Заметив это, бойцы вытянулись как по струнке, высоко задрав выбритые сутки назад подбородки. Образцово-показательный облик разведчиков немного успокоил лейтенанта. Он вновь посмотрел на них, меняясь в лице и довольно растягивая губы в улыбке, никак не ожидаемой от него после того, как он, размахивая пистолетом, накричал на нерадивых обозников. Разведчики радовали лейтенанта своим безупречным внешним видом, равно как и тем, что они постоянно приходили на помощь артиллеристам во время марша, отнявшего у них много сил.

– Комполка! – прокричал кто-то громко с другой стороны дороги, куда в данный момент направлялся командир огневого взвода.

Тот чуть замедлил шаг, застегнул непослушную кобуру, поправил на ходу на голове шапку и, увидев приближающегося к нему на коне командира полка, перешел на строевой шаг, одновременно прикладывая руку к виску.

Заслушав доклад подошедшего лейтенанта, командир, не слезая с коня, проследовал вдоль строя артиллеристов, вытянувшегося перед сцепками лошадей, передков и зачехленных орудий. Затем мимо разведчиков, раньше всех приготовившихся к встрече начальства. Потом подъехал к обозникам, вид которых явно его не порадовал – было заметно, что строились они спешно и не готовы к смотру начальства.

Следом за командиром полка к построившимся солдатам приблизились верхом на лошадях комиссар полка и командир дивизиона, чьи гаубицы и обоз с имуществом, а главное – со снарядами безнадежно отстали от основных сил. Озлобленный, но сдержанный на слова полковой начальник хмурым взглядом еще раз осмотрел всех построившихся перед ним. Его взгляд перемещался по шеренге солдат. Наконец внимание его на мгновение привлек стоявший из-за небольшого роста в строю разведчиков предпоследним Егор. На секунду глаза командира задержались на нем, потом скользнули в сторону, где рядом с низкорослым солдатом находился куда более высокий Козлов, притянувший к себе внимание по причине нарушения общего порядка строя.

Брови командира полка еще сильней сдвинулись к переносице. Стало понятно, что сейчас он выльет свой гнев на всех отставших и начнет, видимо, с тех двух разведчиков, на которых на мгновение остановил взгляд и которыми остался недоволен. Вопреки ожиданиям, такого не произошло. Комполка спешно повернул коня и поскакал прочь, в ту сторону, откуда и появился вместе с остальными сопровождающими, быстро покидая остановившуюся для сбора отставших колонну артиллеристов.

Как только он скрылся из вида, Егор повернулся в сторону стоящего рядом Козлова. Ожидая увидеть сосредоточенного и серьезного на вид солдата, вытянувшегося в строю для встречи командира полка, он обнаружил чуть живого на вид расплывающегося в глупой, полупьяной улыбке парня в сдвинутой на затылок шапке.

– Ты ж нас всех подвел, горе мое луковое! – снова произнес Егор любимую фразу матери, меняясь в лице и стараясь сдержать гнев, чтобы не ударить нерадивого солдата, за которого, по мнению многих сослуживцев, негласно нес персональную ответственность.

«Хвост» – так прозвали во взводе Козлова, следовавшего по пятам за Егором и всегда стоявшего за его спиной, чем бы тот ни занимался.

– Щукин! – услышал у себя за спиной разведчик голос командира отделения.

– Я все понял, товарищ сержант! – ответил ему Егор, не сводя злобного взгляда с Козлова, который продолжал оставаться в том глупом виде, в котором предстал перед полковым начальством.

– Егор! Я! – начал объясняться с ним солдат.

– Головка от казенника орудия! – громко перебил его разведчик, рифмуя обращение к нему так, чтобы не сорваться на отборный мат, чем вызвал бурный смех успевших слегка расслабиться солдат.

Он повернулся к сержанту, растерянно глядя на него виноватыми глазами, будто осознавал, что все претензии из-за Козлова будут предъявлены в случае чего не к нерадивому солдату, а к нему как негласно несущему ответственность за свой «хвост». Командир отделения ничего не сказал Егору. Они понимали друг друга без слов. Понимали с того самого дня, когда вместе пробирались к вражеской передовой под видом перебежчиков, сжимая пальцами спрятанные в рукавах ватников гранаты.

Их первая встреча состоялась еще в апреле. Егор ехал из госпиталя в кузове полуторки вместе с такими же, только что завершившими лечение после ранений солдатами. Их машина, в кабине которой находился начальник штаба полка, лично отбиравший пополнение в свою часть, застряла в жидкой дорожной грязи весенней распутицы. Вытащить ее, толкая вперед силами тех, кто еще не был полностью здоров, никак не получалось. И как на радость, из ближайшего леса к машине выбежали полтора десятка бойцов в маскировочных халатах, принявшихся без лишних слов помогать вытаскивать застрявшую машину. Это были разведчики.

Именно тогда начальник штаба представил Егора новому командиру взвода лейтенанту Баранову. А тот, знакомясь с вновь прибывшим солдатом, очень удивился его добровольному решению и личной просьбе о зачислении в разведку, где даже в периоды затишья на передовой не прекращалась крайне опасная, а иногда и по-настоящему смертельная боевая работа.

Услышав, что новый боец их взвода является добровольцем, громким смехом закатились абсолютно все разведчики, что стояли рядом с лейтенантом и были свидетелями их беседы. Первым тогда высказался красноармеец Панин, будущий сержант и командир отделения, в котором потом стал служить Егор. Всегда улыбчивый, с неиссякаемым чувством юмора, неунывающий весельчак, на поверку оказавшийся отчаянным бойцом, бесстрашным и сильным, всегда готовым на самые решительные действия, он входил в число наиболее опытных разведчиков взвода, отчего наряду еще с несколькими столь же дерзкими и смелыми был в первых рядах для отправки на боевые задания.