Юлия Митенкова - 10 лет на Востоке, или Записки русской в Афганистане

Наконец раздаются звуки знакомых голосов – пришли мужчины, отец мужа, братья и племянники с телохранителями. Все подавлены, говорят мало, то и дело выходят на улицу, чтобы связаться по рации. Из обрывков разговора я понимаю, что Пули- Хумри захвачен талибами и мы ожидаем вертолет от Ахмад Шаха Масуда, чтобы выбраться из окружения.

Время шло, а вертолета все не было. Лица окружающих меня афганцев мрачнели. Все понимали, что талибы преследуют и скоро найдут это место. На этот случай еще в Каяне мне обьяснили, что если уйти не удастся, то всем женщинам раздадут опий, который надо будет принять, успокаивая тем, что смерть будет безболезненной, и мы просто уснем, так как доза четко рассчитана. «Ты пойми, – уговаривали меня женщины, – для нас принять смерть гораздо достойней, чем терпеть надругательства и бесчестие. Нам уже два раза раздавали опий, но каждый раз, слава Аллаху, обходилось, дай Бог обойдется и в этот раз».

Только я вспомнила этот разговор, как раздались радостные крики: «Летит! Летит!» Вертолет приземлился довольно далеко, и до него предстояло еще добираться. С противоположной стороны горы каким-то образом подъехал грузовик советского производства, в таких мы ездили на картошку в школе. И все мы сели в кузов грузовика. Проехав некоторое расстояние, мы спешились, няня осталась в грузовике и плакала, прощаясь с нами. Все очень торопились, враг был близко, тем более, сбить из «стингера» вертолет для них дело нехитрое. Темно-зеленый вертолет стоял с открытым люком, нас подсаживали на лестницу, подталкивая внутрь. На мне была надета не голубая афганская, а черная арабская паранджа с рукавами и откидывающейся черной вуалью на лице, так как в ней было гораздо удобнее передвигаться. Я с ребенком на руках быстро забралась внутрь салона и села на скамейку сбоку. Была ужасная спешка, все запрыгивали как могли, мимо меня пролетел визжащий сверток с младенцем, и перепуганная мать на лету смогла его схватить. «Закрывайте люк! Быстрее! Надо успеть взлететь!» – кричали вокруг. Вертолет взлетел, напротив меня сидел телохранитель с автоматом, он закрыл глаза и шептал молитвы. Вертолет начало мотать из стороны в сторону и меня стало тошнить. Весь подол черной паранжи был заляпан рвотой, которая стекала по полу ручейком, но никто даже не обратил на это внимания. Отец мужа схватил Коран и ушел в кабину пилота, затем вернулся и взял свой кейс с долларами. Снова ушел к пилоту и тут же вернулся с кейсом. Мой муж протянул отцу красивый наградной пистолет, 4 длинных патрона от которого лежали в моем ручном сундучке с украшениями. «Интересно, зачем ему незаряженный пистолет?» – пронеслось у меня голове перед очередным позывом рвоты. Начало закладывать уши, вертолет шел на снижение, началась паника: «Садится в Мазари-Шарифе, там же Малек!» Но я не слушала эти крики, я, вытаращив глаза, смотрела на сидевшего напротив телохранителя. Он закрыл глаза и подставил дуло автомата себе под подбородок, палец лежал на курке. Я представила себе, что сейчас мы взорвемся в воздухе, и наши обгорелые тела будут падать с высоты вниз. «Боже, какая же я дура, какого лешего меня сюда понесло! Не сиделось тебе в Москве в престижном институте! А Поляков же тебе говорил…». Вдруг вертолет перестал снижаться, выровнялся и продолжил полет. Все облегченно вздохнули и начали о чем-то оживленно переговариваться.

Как потом я узнала, пилот вертолета, посланного за нами, Ахмад Шахом Масудом, был подкуплен Абдул Малеком, предавшим Северный Альянс. Малек так запугал пилота, что тот с искренним ужасом уверял, что Малек разорвет его на части, если он не посадит вертолет с семьей Надери в Мазари-Шарифе для передачи в плен. Поэтому пилот и не соглашался ни на клятвы Кораном, ни на предложенные ему доллары. Нас выручил пустой именной пистолет, патроны от которого лежали в моем сундучке с украшениями. Этот пистолет приставили к виску пилота, и он послушно полетел в сторону границы с Узбекистаном.

Низость Абдул Малека была поистине безгранична, так как он не только заготовил к времени посадки вертолета тюремное помещение для мужчин Надери, но и заранее распределил между собой и своими подельниками женщин семьи Надери. «Русскую определил к себе», – в шоке услышала я и вспомнила, как Малек заходил в женскую половину, когда мы были в его доме с выражением соболезнований по поводу гибели его брата Расула Пахлавана.

Причем этот фирменный стиль Малека подкупа чужих подчиненных не раз наводил меня на мысль об аналогии с таким же загадочным подкупом телохранителя-убийцы его же собственного брата Расула Пахлавана в том смысле, а не он ли сам расправился с братом, свалив все на Дустума.

Когда мы приблизились к границе Узбекистана, то по системам связи пилот понял, что узбеки собираются его сбивать. Он сообщил об этом и спросил, куда лететь, на что получил приказ Надери: «Пересекай границу, направление – Термез».

Узбеки не стали сбивать вертолет. Они знали, что на той стороне границы идет крупная заварушка, и решили дать посадку афганскому вертолету. Вертолет сел под дулами направленных на него орудий. Когда люк открыли, я увидела большую группу вооруженных солдат- узбеков, но к нам в вертолет по лестнице поднялся русский офицер. Он заглянул внутрь, и четким командирским голосом сказал: «Предъявите паспорта». Начали лихорадочно собирать синие афганские паспорта, я сидела, заторможенно глядя в одну точку. «Где твой паспорт?! Быстрее давай!»– окликнули меня. Я начала копаться с замком своего сундучка, так как с перепугу забыла его код, наконец открыла, вытащила патроны и положила их себе на колени, потом посыпались золотые сережки, паспорт завалился на самое дно. Офицер внимательно наблюдал за всеми нами. Я вытащила красный паспорт с надписью СССР и тут же уронила его себе на подол испачканной в рвоте паранджи. Затем начала вытирать его о другой край подола. Подняв голову, я увидела, что офицер широко открытыми глазами смотрит на меня. Аккуратно просунув красный паспорт в общую стопку синих афганских паспортов, я сидела, боясь шелохнуться. Наконец все документы были переданы офицеру. Он взял паспорта, передал их подошедшему военному, оставив у себя в руках мой паспорт. Я испуганно застыла, следя за каждым его движением. Открыв советский паспорт, он несколько секунд молча изучал его, затем начал листать страницы, после чего развернулся ко мне всем корпусом. Лицо его выражало одновременно недоумение и озадаченность. «А это что еще такое?!» -отчетливо произнес он в мою сторону. «Ой, это моё», – пискнула я и откинула вуаль с лица.

Думала ли я, когда в 90-е годы оканчивала среднюю школу и поступала в Московский институт иностранных языков на англо-итальянское отделение, что через несколько лет буду бежать с афганцами от талибов по горам Гиндукуша. Или когда выплясывала на дискотеках под «Технологию» и «Комбинацию» и прыгала c одноклассниками под «Эх, два кусочека колбаски у меня лежали на столе…», что буду вот так сидеть в парандже в вертолете в каком-то Термезе? В действительности, на тот момент я сходу не смогла бы показать Афганистан на карте мира. Конечно, я слышала про выполнение некоего интернационального долга нашими солдатами, и знала, что муж моей учительницы по скрипке пришел с этой войны немного не в себе и это, пожалуй, была вся имеющаяся в моем сознании информация.