Марк Рабинович - Драматический взгляд. Пьесы

Стенографистка:Это мы все выстояли.

Голда: Только бы побыстрее все это закончилось. А потом…

Стенографистка:Вы уйдете?

Голда: Да… Я приму на себя все, что на меня навесят. Наверное справедливо навесят. И, поверь мне, я не буду сражаться за себя. Уйду. Уйду. Скорее бы закончилась война. Просто нету сил.

Врывается Абба.

Абба: Вы уже знаете? Слышали? Арик форсировал Суэц!

Улица перед входом в Кирию. По прежнему стоит Женщина. Появляется Бен-Гурион.

Женщина: Простите, вы наверное, кто-то из наших лидеров? Я совсем стала плохо видеть.

Бен-Гурион: Нет, я не из них. Уже нет.

Женщина: Как жаль, а мне так хотелось знать, когда вернется мой Эли. Он у меня младший, а старшая была Шуля, но ее больше нет. Я ей говорю, доченька. не женское это дело ковырять соль лопатой на Заводах Мертвого Моря. А она только рассмеялась и говорит: а вот посмотрим мама. И вы знаете, у нее все стало получаться! Она даже стала бригадиром, или как это у них называется? И все было хорошо, пока на них не напали фидаины. Конечно, их потом догнали, а вот Шуленьку мою не вернули. И что мне с того, что сожгли их деревню. Верно?

Бен-Гурион: Наверное, вы правы.

Женщина: Вот и Рувен – это муж мой, тоже так говорил. А Рувен.. Я еще так радовалась, что его призвали на флот. Ведь наши моряки никогда раньше не участвовали в боях. Вы наверное знаете про этот наш корабль, он еще назывался "Эйлат"? .

Бен-Гурион: Знаю, конечно знаю. Очень прошу меня простить, но меня ждут там. Извините.

Бен-Гурион уходит.

Действие продолжается в Кирие. Стенографистка, Голда, Даян.

Стенографистка: Госпожа премьер, к нам посетитель.

Голда: Я же велела никого не пускать!

Стенографистка наклоняется к ней и говорит что-то на ухо.

Голда: Старик!? Зачем? Он же болен. ( после паузы ) Впустите его.

Даян: Зря, ничего нужного он уже не скажет.

Голда: Это нужно не нам, а ему. Впустите!

Стенографистка уходит. Входит Бен-Гурион.

Бен-Гурион: Здорово, предатели.

Голда: Давид, что с тобой?

Даян: Старик спятил!

Бен-Гурион: Еще нет, не надейся. Я пока еще в состоянии сопоставить пару очевидных фактов. И что-то мне не верится, что это нападение было для вас обоих неожиданностью!

Голда: Как это?

Даян: Ты о чем?

Бен-Гурион: А что это ты так испугался, Мойша?

Даян: Не называй меня так, я – Моше.

Бен-Гурион: Это когда ты сражался с вишистами, ты был Моше. И когда оборонял Дганию ты тоже был Моше. И еще много, много раз ты был Моше. Но сейчас ты – маленький, испуганный галутный еврей Мойша, несмотря на то, что родился в кибуце. И твоя повязка тебе сейчас не придает мужественности, Мойша Кутузов.

Голда: У Кутузова была повязка на другом глазу.

Даян: Кто такой Кутузов?

Голда: Ты болен, Старик.

Бен-Гурион: Это страна больна, а я просто умираю. Но сегодня я еще жив и сегодня я хочу посмотреть вам в глаза и спросить "почему?"

Даян: ( после паузы ) Да потому, что так было надо для страны!

Бен-Гурион: Вот сейчас ты стал похож на Моше, да и повязка тебе к лицу. Только мне был много ближе испуганный галутный Мойша. Он бы не подставил страну под удар, а ты подставил. И как, доволен?

Даян: Я был убежден, что мы справимся малой кровью.

Бен-Гурион: Ты ошибся. И эта кровь на тебе ( Голде ) и на тебе. Впрочем, вы это прекрасно понимаете и вы еще способны сами себя судить. Только построже, построже! Но все-же ответьте – почему?

Голда: Да потому, что начни мы первыми, нанеси мы упреждающий удар, на нас бы обрушился гнев держав. И Америка была бы в первых рядах. Киссинджер нас предупреждал напрямую.

Бен-Гурион: Когда это мы оглядывались на державы?

Голда: Да всегда, просто ты не хотел этого замечать.

Бен-Гурион: И ты полагаешь, что наше непротивление, наша подставленная щека принесет нам дивиденды?

Голда: Я в этом уверена!

Бен-Гурион: А я убежден в обратном. В 67-м мы напали первыми. Правда, Насер закрыл проливы, но кого волнует казус белли когда речь идет об евреях. И все кричали об агрессии, об ничем не спровоцированном нападении, как бы смешно это не звучало после речей Насера. А что в итоге? Нас стали уважать....

Даян: Нас стали бояться!

Бен-Гурион: На Ближнем Востоке это то же самое, мне ли тебе объяснять? Наши акции только поднялись, потому что все любят победителей.

Даян: Мы победим и в этой войне – слушай радио.

Бен-Гурион: О, да! В военном плане – мы победим. Но поверьте старому человеку, на нас еще навесят всех собак вопреки всякой логике. И сделают это потому, что мы прогнулись под Киссинджера, прогнулись под Москву, прогнулись под Садата. Особенно под Садата. Вот этот-то получит все дивиденды, ведь свое он уже урвал.

Даян: Что он урвал, что? Арик в 120-ти километрах от Каира!

Бен-Гурион: А Садату плевать!

Даян: Ты знаешь, что их потери в десять раз больше наших?

Бен-Гурион: А Садату плевать!

Даян: Мы взяли в плен тысячи египтян.

Бен-Гурион: А Садату плевать! Зато они взяли десяток наших и это их победа. А на своих они все плевать хотели! И знаете, что самое главное? Теперь они знают. что на нас можно давить и они знают как давить и они таки будут давить!

Голда: Скажи ему, Моше, что же ты молчишь!

Даян: Я промолчу, пусть Премьер скажет.

Стенографистка: Давайте лучше я скажу.

Голда: Ты? А что – говори. Ты последнее время изрекаешь истины. Правда опасное это дело.

Стенографистка: Я знаю.

Бен-Гурион: Ну-ка, послушаем глас народа.

Стенографистка: Этот глас вам может не понравиться.

Бен-Гурион: Неважно, мне последнее время многое не нравится. Наверное это старческое, или даже предсмертное. Ну давай, говори.

Стенографистка: И скажу, только потом не жалуйтесь. Вот вы тут обличали Премьера и Министра. А ведь они оба ваши ученики. Да, да, они не сделали ничего такого, что противоречит вашим собственным убеждениям.

Бен-Гурион: Моим? Разве я делал что-нибудь тайком от народа и от страны?

Стенографистка: А кто сказал: “Не важно, что хочет народ – важно, что нужно народу”? Ваши бывшие соратники оказались хорошими учениками.

Бен-Гурион: Постой, но иногда это бывает необходимо. Порой народ надо направить.