Владимир Силантьев - Не щадя себя и своих врагов

– Да, я помню. Тогда кроме Столярова не вернулся замечательный летчик Иван Ширяев со штурманом Шацким. Сколько же экипажей погибло за всю войну?

Тюрин задумался:

– Более сотни.

…В стеклянных шкафах были аккуратно расставлены подписные издания классиков литературы. Я привстал, чтобы разглядеть поближе другие книжки. Тюрин отыскал одну из них и похвастал:

– Это воспоминания моего давнего друга, однополчанина еще по войне в Китае.

Я прочитал обложку: Ф.П Полынин «Боевые маршруты», Военное издательство, 1972 год. Совсем свежая, пахнет типографской краской. Внутри дарственная надпись: «В знак совместной боевой службы». Полынин командовал с января 1943 года воздушной армией, прикомандированной к Северо-Западному фронту, и ничем особо не отличился. Как, впрочем, и руководство фронта. Да и как мог отличиться командующий фронтовой авиацией, если в ней насчитывалось около 160 самолетов, включая транспортные. Это я прочитал в книге генерала, которую купил в Москве после поездки к Тюрину. В старом блокноте сохранились выписки из книги Полынина.

Генерал рассказал подробности гибели Столярова, любимца полка. Столяров прилетел к нам в Выползово на новом, секретном по тем временам бомбардировщике Ту-2. Он получил задание Верховного Главнокомандующего: сфотографировать Демянский мешок. В связи с таким ответственным заданием Столярову придали прикрытие – эскадрилью истребителей под командованием капитана Кислякова. «Ястребки» вступили в бой с «мессерами», атаковавшими Столярова, сбили четырех фашистов, но упустили из виду своего разведчика. Столяров был атакован вторично и подожжен, лишь штурман Хабеев выпрыгнул с парашютом и приземлился в нашем тылу. Столяров и два стрелка-радиста погибли в снегах и болотах Старой Руссы.

Полынин также описал в книге воздушный погром аэродрома Выползово 21 марта 1943 года. Я был свидетелем этой мощной фашистской бомбежки и чудом остался жив. Но трагический итог налета узнал лишь из книги генерала. Согласно Полынину, 15 наших самолетов получили повреждения, 17 пришлось списать, погибло 18 человек, среди них 11 медработников (бомба угодила в щель, где они спрятались). Хотелось спросить генерала, что значит «пришлось списать». Среди списанных была и моя «пешка», которая стояла «как на параде» вместе с другими самолетами нашей эскадрильи. В нее попала бомба, и от бомбардировщика остался только пепел. «Случай на аэродроме в Выползово послужил для всех нас горьким уроком», – написал Полынин.

Если бы я прочитал эти строки до беседы с Тюриным, наверняка задал бы ему вопрос. Как же так, в июне 41-го вы отчитывали командира полка в Шаталово, расставившего свои самолеты в парадный ряд, а вот приезжая в Выползово, не усмотрели строй наших «пешек» у взлетной полосы. Явная беспечность! Увы-увы! Война и наш боевой путь состояли из будничных побед и обидных промахов.

В тот злополучный день кто-то (комендант выползовского гарнизона, вот кто!) должен был сообщить в штаб Полынину, что над аэродромом пролетел фашистский разведчик. Поднявшиеся «ястребки» не смогли его догнать и сбить. Кроме наших «пешек» фашист сфотографировал около десятка новеньких «мигов», которых перегоняли на Ленинградский фронт. Следовало их «растащить» по стоянкам, капонирам, по опушкам, замаскировать, наконец.

Гибель Столярова переживали все. Тюрин послал людей на поиски упавшего самолета. Но они не увенчались успехом. Наравне со Столяровым в полку высоко ценили второго заместителя Тюрина – майора Романова, который регулярно летал на разведку. А вот сам Тюрин отсиживался в штабе. Почему? – спрашивал я многих.

Возможно, Трофим Романович тогда, в первый день войны, в первом сражении пережил нервный срыв и стал бояться неба. А скорее всего, командование сложным разведывательным полком, чему не учили ни в одной академии, как говорится, «засосало». И он из лихого летчика превратился в администратора.

«Хозяйство» у Тюрина было огромное. В лучшие времена в полку насчитывалось до 80 самолетов различных типов. Почти целая авиадивизия. В ту войну полки бомбардировщиков, истребителей, штурмовиков состояли из двух эскадрилий, гвардейские – из трех. Наш полк – исключение из правил. Приказы на разведку поступали от Генштаба по телеграфу и лично по телефону. Указания давал и командующий воздушной армий фронта. А когда полк обслуживал своими данными несколько фронтов, то донесения посылались по многим адресам.

И все же Тюрина тянуло в небо. Ему хотелось хотя бы подышать аэродромным воздухом, пройтись по стоянкам самолетов, «размять ноги» от сидячей штабной работы. Вспоминаю связанный с этим забавный случай. Однажды, когда на аэродроме в Выползово я работал со своей «пешкой», меня обогнала «эмка», легковой автомобиль отечественного производства. Из кабины появился Трофим Романович и направился к нашим самолетам, спрятанным в просеках леса, хорошо замаскированным срубленными елками. Я подумал, что горький урок бомбежки 1943 года не забылся. Помнил ли о нем Тюрин, шагая к нашим стоянкам?

Наивными юнцами мы были на войне. Не раз, не два нам показывали фильмы про шпионов, диверсантов, «врагов народа». А нам и в голову не приходило, что в нашу среду может быть заслан изменник. Хотя бы «особисты» лекцию прочитали о «болтуне – находке для шпиона». А может быть, «особисты» настолько хорошо знали наше просоветское патриотическое настроение, что считали ненужным проявить себя. Мы бы отрезали им: «Ты что, с Луны свалился? Среди нас подозреваешь таких-сяких?» А сейчас, когда стучу на машинке эти строки, думаю, разведчик-то улетал один, без пригляда истребителей, далеко в тыл немцам. Мог пролететь от Москвы до Берлина. Многие не возвращались. Все ли выдержали жестокий экзамен- пытку, оказавшись в плену?

В Ленинграде я встречался с летчиками и механиками. У меня был номер телефона некоего Аркадия Иванова, старшего лейтенанта. Созвонились. Я пригласил его встретиться в гостинице. Он сказал, что придет, будет ждать меня у входа в отель. Он меня узнал, а я подумал, глядя ему в лицо: «Где-то мы встречались». В телефонном разговоре я объяснил ему, что жду от него «мемуары» о войне. Он не возразил, а при встрече заговорил:

– Владимир Иванович, рад вас видеть живым и здоровым. Вы, конечно, меня не помните. На вашу просьбу отвечу. Нет у меня в памяти боевых эпизодов. Я же не летал на разведку. Не будем тянуть резину. Я был у вас от особого отдела. Понимаете, я «особист».

Сначала я остолбенел, ибо ничего не знал об «особистах» у нас в полку. Потом воскликнул:

– Вот и прекрасно! У меня столько собралось материала о подвигах лихих разведчиков и нет ни одного эпизода ЧП. Но ведь они были! Расскажите, надо писать всю правду.