Андрей Авдей - Маленький Леший

– Уважительно, – хором согласились невидимые спасители, – берем.

– Ну, если, даст Бог, и вернусь живым, принесу вам водки трофейной, – добавил Виталий. – И… ай!

Еловая ветка больно хлестнула по лицу, а по руке ударила ракушка.

– Ты что несешь, – возмутился Водяной.

– Да ить я тебя сейчас под пень закопаю, – поддержал друга Леший. – Ишь, умирать он собрался. Мы тебя не для того спасали, лейтенант, чтобы ты нам псалмы похоронные пел.

– Мне, знаешь, недолго тебя назад в озеро закинуть, а то как раз некому за пиявками и головастиками смотреть, расхулиганились совсем, спасу нет, – возмущенно квакнул Водяной.

– Живым вернешься, не сумлевайся, только верь в это сам, лейтенант. Мы тебя не ради удали бестолковой от немчуры поганой сохранили. Такие, как ты, и освободят землю нашу, такие вот молодые лейтенанты, о себе не пекущиеся, – поддержал товарища Леший.

– А по первости о своих солдатах заботу проявляющие, – добавил Водяной.

– Так что, поднимайся…

Корни деревьев мягко обняли Виталия и перевернули на живот.

– Я не могу идти, у меня ноги прострелены. – Офицер подтянул себя на метр и оглянулся – за ним тянулась кровавая дорожка. – Сами видите, землю кровью залил.

– А ты ползи, сынок, ползи, – проскрипел откуда-то сбоку Леший.

Виталий, превозмогая боль, подтянулся еще немного вперед.

– Вот и ладненько, а мне дальше нельзя. Помни: ждём тебя вскорости с водкой, лейтенант! И удачи, – раздался голос Водяного.

– Спасибо вам еще раз, – улыбнулся Виталий и пополз.

Перед глазами плыли круги, голова гудела, как колокол. Каждый метр отдавался болью во всем теле. Но иногда казалось, будто ветки деревьев, трава, даже камни старались помочь продвинуться вперед хоть на сантиметр.

А в ушах звучал скрипучий голос Лешего:

– Ползи, не останавливайся. Знаю, что больно, вижу, что кровью исходишь, поишь ею землицу. А так и должно быть, она ведь, землица-то – матушка наша и кормилица. Из нее мы все выходим, в нее и возвращаемся, в ней спасение ищем в часы невзгод. Потому и не жалей кровушки своей, а уж матушка тебя отблагодарит. Страшно будет – прижмись к ней посильнее, попроси о помощи – укроет и защитит. Ей ить тоже больно от того, что сапоги чужие топчутся на ней, что сынов молодых на смерть отправляют. И ждет она избавления от нечисти лютой, потому ты ее защитить должен, пред ворогом голову не склоняй, страху не поддавайся, боль терпи и ползи, лейтенант, ползи…

***

– …лейтенант… товарищ лейтенант…

Виталий поднял голову: над ним склонилось смутно знакомое лицо солдата.

– Товарищ лейтенант, очнитесь!

– Где я? – Виталий с трудом разжал пересохшие губы.

– У своих. – К раненому подошел майор с окровавленной повязкой на голове. – Наверное, в рубашке ты родился, лейтенант. А то бойцы уже всем рассказали, что их командир прикрывал отход и, верно, погиб.

– А я бы и погиб, – улыбнулся Виталий, – но меня спасли.

– Кто спас?

– Леший с Водяным.

– Врача быстро! – крикнул майор куда-то в сторону и склонился над офицером. – Контузило тебя, дружок, сильно, но ничего, отправим в госпиталь – вылечишься.

– Никак нет, не контуженный я, а Леший с Водяным на самом деле были.

– Вроде и не пьяный ты… – протянул майор, принюхиваясь.

– Разрешите, товарищ майор, – рядом с Виталием присел пожилой военврач с двумя «шпалами» в петлицах. – Так, так… все ясно… носилки сюда, быстро! Как себя чувствуете?

– Отлично, товарищ капитан, только в голове шумит, и ног почти не чувствую.

– Он бредит, о каких-то леших с водяными рассказывает, – шепнул на ухо майор.

– Товарищ майор, – военврач встал, – такое пережить, тут не только леших, еще и кикимор с русалками увидишь.

– Вот их не заметил, врать не буду, но Водяной жаловался, что у него пиявки с головастиками хулиганят, предлагал пойти к нему воспитателем, – прошептал лейтенант.

– Он еще и шутит, – восхитились офицеры.

– Я серьезно.

– Серьезно он! На вот, герой, хлебни эликсира жизни.

Почувствовав, как к губам прижалось горлышко фляги, Виталий сделал несколько глотков и закашлялся. Огненная жидкость приятно растеклась внутри и, уже засыпая, лейтенант услышал голос военврача, напомнившие скрипучий говор Лешего:

– Не переживайте, товарищ майор, раз не побоялся свою жизнь за солдат положить, то и раны его не одолеют. Он еще повоюет.

***

Вокруг горело красками, ласкало теплыми солнечными лучами уходящее лето. Но здесь, на поле боя, яркое солнце с трудом пробивалось сквозь задымленный воздух, наполненный запахами гари, копоти, крови и мертвых тел. Их были сотни. Молодые и старые, рядовые и сержанты, офицеры и санитары. Изувеченные тела закрыли землю. По павшим, спотыкаясь, бежали новые цепи атакующих, а за ними еще и еще. Казалось, чья-то безумная рука толкает бойцов в самоубийственные наступления, заканчивавшиеся неизменно одним – новыми погибшими.

Это был август 42-го года, а может, и начало сентябрь. Никто точно не знал, какой сейчас день, ведь здесь не было времени, были только непрекращающиеся атаки, атаки изо дня в день… Это был ад, это был Ржев. Бои шли третью неделю. Кровавые, бессмысленные бои за пару сломанных деревьев, за бугорок, за стену развороченного взрывами дома, за засыпанный колодец. За улицы, которые теперь остались только на картах. Дождей не было уже давно, но солдатские сапоги хлюпали в грязи – земле, перемешанной с кровью.

Измученные, оглохшие, с черными лицами, в потерявших цвет гимнастерках, живые уже не понимали, где они находятся, на каком они свете. Может быть, они тоже уже давным-давно убиты, а это их души продолжают атаковать и умирать вновь и вновь?

Виталий крепко прижался к земле. Спрятавшись за телами павших, старший лейтенант осторожно выглянул: впереди свирепствовали пулеметы – очередная атака захлебнулась, выживших нет. Он оглянулся: его разведчики скрылись среди погибших. Теперь нужно ждать вечера. Приказ был ясен – уничтожить пулеметный расчет любой ценой, используя любые возможности и средства, не считаясь с потерями.

Офицер невесело усмехнулся: от его взвода осталось пять человек, тут и считать уже нечего. А когда они полягут во главе с командиром, то и вовсе… Перед заданием все бойцы написали последние письма родным, попрощались друг с другом. Понимали – живым не вернется никто. Может быть, потом, когда-нибудь, историки превратят этот изматывающий, бесконечный штурм в красивый, достойный легендарных героев прошлого подвиг, но сейчас схватку называли «Ржевская мясорубка». Ее ручка крутилась беспрерывно, жадно перемалывая в своем жерле все новые и новые жизни, щедро забрасываемые туда чьей-то властной рукой.

Незаметно опустилась ночь.