Владимир Нестеренко - Обязан побеждать

Таня, нахохлившись, как раненая орлица, сидела на единственной шинели погибшего шофёра и не сомкнула глаз, баюкая ушибленную ногу, боясь за Костю и сочувствуя ему из-за своей беспомощности. Она, как и он, знала: чем меньше будет двигаться, тем быстрее спадёт опухоль и нога восстановится, тогда можно прорываться к своим.

– Ну, кажется, перенёс всё. Можешь спать. Я даже приказываю спать. Мы должны быть сильными и всегда в форме.

– Я вас не понимаю, товарищ лейтенант, зачем столько боеприпасов, вы что, собрались партизанить?

– Посмотрим. Заживёт нога, решим. По возможности, будем совершать диверсии в тылу врага, – несколько отвлеченно ответил Костя.

– Но нас только двое…

– Все погибнуть не могли. Кто-то ушёл в леса. Найдём и сколотим группу. Ничто не сближает людей так, не роднит их, как совместное дело или поставленная цель. Всё, спать, через два часа – рассвет. Завтра поговорим на эту тему. А по свету посмотришь мою рану – разбередил ящиками. Всё!

Лейтенант вплотную придвинулся к спине санинструктора и тут же уснул, подложив под ухо правую руку с часами-будильником, который Таня давно заметила. Он спал тихо. Дыхания почти не слышно. А она долго не спала. Чувствовала тепло от его крепкого мускулистого тела и думала о нечаянной, но счастливой встрече, о любви к нему.

«Нашла время, – ругнула она себя, смотря в темень и прислушиваясь к ночным шорохам. – И вообще надо выбросить из головы эти мысли. Но я так молода и не знала ни одного мужчины…»

– Товарищ Таня, нам пора. Восток синеет.

Она вздрогнула и чуть не закричала от неожиданности и страха. Он прикрыл ей ладонью рот. Она была широкая, на всё лицо, и горячая.

– Выползай из-под клена, дальше понесу на спине.

– Этого не хватало!

– Вынужденная мера. Дорога каждая минута. Ты же на себе выносила раненых с поля боя – почему я не могу?

В молочном рассвете Таня увидела на лице товарища печать заботы и беспокойства. Она едва сдержалась от похвальбы в свой адрес. За неделю упорных боёв она вынесла с поля боя, часто под огнем врага, больше двадцати бойцов, среди них одного офицера, которого ночью вместе командиром полка отвезла в дивизионный госпиталь, двух сержантов. Шестнадцать были тяжелораненые. Известно, что такой раненый тяжел как куль с песком. Он почти не управляет своим телом. Тащила их вместе с оружием. Вес же у самой вместе с амуницией всего сорок килограммов. По только что рожденному и быстро дошедшему до передовой Приказу № 281 о награждении санитаров и медсестер, ей полагалась медаль «За боевые заслуги». И по горячим следам она была представлена к награде. Об этом ей сказал политрук полка вечером перед отъездом в санбат. Таня смешалась, горячо поблагодарила капитана и совсем не по уставу проговорила: «Я старалась спасти жизни своим боевым товарищам».

«Вот за такое старание и награда! Ты у нас такая первая. Наградную утром отправил в дивизию. Жди».

Где теперь эта наградная? Разве о ней речь, хорошо, что смолчала. Сейчас о другом думать придется, как скорее встать в строй.

– Ах, какая я вам обуза!

– Ничего не поделаешь, хорошо, что у тебя ещё не ранение от пулеметов этого «фоккера». Нас двое, а двое – не один. Дух выше. В марше молчок, надо экономить силы.

– А как же рана? Надо же посмотреть и перевязать.

– Придём на новое место – тогда.

Лейтенант нагрузился под завязку. Таня на спине коленками ему в подмышки – почти бараний вес. Но на девушке висела винтовка с оптикой и рюкзак, набитый цинками, банками с кашей, сухарями в мешке. У него на груди висел «дегтярь» с полным диском, автомат ППШ, а на поясе запасные диски. Всё это тянуло на добрый центнер. Марш-броски с полной выкладкой в училище, в лагере, а теперь настоящий, боевой – младенцы против богатыря. Но он шёл твердо, размеренно экономя силы. Хотя знал, что в этот ранний час их никто не потревожит, но подстраховаться никогда не грешно. Он хорошо помнил наставление полковника. Потом эту мысль внушал Тане и не раз. А заключалась она в том, что полковник – боевой офицер царской армии, умудренный опытом и великолепно теоретически подкованный, говорил: «Никогда не ставьте врага ниже своих способностей, но будьте всегда уверены в своём моральном превосходстве, от чего ваши силы увеличатся. Врага надо понимать, знать его повадки, сильные и слабые стороны. Если не будешь знать – быстро на смерть напорешься. Ищи его слабую струну, бей по ней во всю свою силу. Он занервничает, станет ошибаться и сам подставится под удар».

Это наставление Костя запомнил основательно. Он же сейчас ничего не знал о враге, а также о местности, где находился. Могла помочь карта. Насколько мал или огромен по площади лес, в который он торопился войти; где сейчас наши части; как глубоко они с Таней оказались в тылу врага? Все эти, пока не разрешимые вопросы давали право на перестраховку. Разумную, конечно. Иначе ты – пленник страха, он вцепится в тебя клещами, и ты не активный боец, а смертник. Жизнь его сейчас ценилась куда дороже, чем, скажем, сутки назад. Его смерть повлечёт смерть его боевого, пока единственного товарища, а то и плен. Надругательство. Потому лейтенант действовал так, а не иначе.

Он вошёл в лес и стал отыскивать глубокую балку, заросшую деревьями и кустарником, куда можно было бы перенести военное имущество и оставить там санинструктора. Вместе с тем мысли его были заняты обстановкой в районе незнакомой ему железнодорожной станции, которую немцы благополучно восстановят и будут гнать через неё вагоны с техникой, продовольствием, цистерны с горючим. Думал он также о том, как создать крепость в облюбованном им местечке на случай карательной атаки фашистов. А она последует. Отсиживаться в лесу лейтенант не собирался.

Скорее бы зажила нога у Тани. Но она что-то невероятно распухла за ночь, посинела.

«Порваны сухожилия, как бы девушка не осталась хромоногой», – подумал лейтенант. Про свою рану тоже не забыл. Там слегка пощипывало. Устроятся, Таня посмотрит и перевяжет.

– Неужели я разорвала ахиллово сухожилие? – со страхом сказала Таня, сжимая перед невысокой грудью кулачки.

– Похоже, – согласился лейтенант, – к счастью, мы тут же приняли меры, туго наложили шины на стопу. Потому, товарищ Таня, два дня лежать!

– Я понимаю, это самый короткий путь не быть обузой, и подчиняюсь, – с некоторой дрожью в голосе ответила девушка.

– Вот и славно, не придётся применять командирский голос.

Таня снисходительно улыбнулась.

– Товарищ Таня, – ровным голосом сказал лейтенант, – мы – боевое подразделение, а в нём всегда должен быть командир, и приказы его должны выполняться без оговорок. Пока сумеречно от плотных облаков, я двину за боекомплектом.