Анатолий Третьяков - Одинокие мальчики

Неожиданный нарастающий грохот возник из ниоткуда, словно внезапно появившаяся из глубокого туннеля электричка. Непереносимый вой нарастал, достиг максимума, внезапно стал тихим и исчез. За окном, как на экране, проскользили три сверкающие тени с блестящими откинутыми назад крыльями, на которых рдели необычно большие красные звезды.

Звено истребителей – первенцев реактивной эры пронеслись словно стрелы выпущенные из многоствольного арбалета невидимого охотника, притаившегося в той дальней сосновой роще по одному ему ведомой цели…

Мальчик открыл окно. С первым вялым дуновением бриза прилетела бравурная мелодия. (Динамик у магазина включили. Значит уже девять, – подумал он.)

«Все выше и выше и выше стремим мы полет наших птиц…» Мальчик знал, что этой песне больше десяти лет и иногда он задумывался, почему её никто не поет на улицах. Даже летчики-фронтовики пели другое, а эту только по радио по случаю праздников.

Потом долетели слова «Сталинские соколы… слава… советские авиаторы…»

– Ага, – вспомнил мальчик. – Сегодня День Авиации. Надо пойти дядю Колю поздравить.

Дядя Коля сидел у дровяного сарайчика. Мальчик издалека увидел его круглую спину обтянутую выгоревшей и застиранной гимнастеркой, под мышками которой были большие темные полукружия пота, похожие на ручки инвалидных костылей. Дядя Коля сидел сгорбившись и лениво, но беспрерывно шевелил локтями, двигал руками вверх и вниз, производя какие-то пассы в небольшом пространстве вокруг плеч и головы. Капельки пота на маленькой лысинке прямо на темечке смешно посверкивали под утренним солнцем.

– Дядя Коля доброе утро, – вежливо произнес мальчик. – С праздником Вас.

С близкого расстояния он наконец разобрал, чем занимается дядя Коля – бывший фронтовой летчик. С крыши сарая свисала рваная рыболовная сеть и дядя Коля латал дыры при помощи специального приспособления, похожего на большую канцелярскую скрепку. На коленях он держал моток пряжи.

– Ну, привет, видел? – он мотнул головой в сторону неба.

– Чего? – не понял мальчик.

– Да этих долбаных реактивных, – выдохнул дядя Коля водочный запашок и положил на пенек надкусанный шматок сала.

– А, видел, конечно. Во здорово!

– А чего здорово-то? – передразнил его дядя Коля и рывком повернулся к нему опухшим лицом. Мальчик увидел темно-красный пятиугольник ордена и квадратик багрово-желто-красного знамени несуществующей страны ЗАТЯЖЕЛОЕРАНЕНИЕ.

– Меня такой вот стре-еми-и-тельный и саданул над Померанией. Нашел чему радоваться, – грубо ответил дядя Коля и мальчик в который раз прослушал историю нелюбви бывшего фронтовика к реактивной авиации.

Нашему-то бате «героя» надо было позарез, а войне уже пиздец не сегодня-завтра, а командир полка без «героя» и решил он завалить одного немца в свободной охоте, пока еще не объявили ничего. А где для него «мессера» или «фоккера» возьмешь – уже три дня ни одного не видели, дело-то к концу шло… А летать-то за бабами да водкой забыл как. Ну, взял три звена прикрытия, чтобы его защитили в случае чего и сунули ему немца прямо в рот. Только кнопку нажать… И надо же, выскочил как по заказу на нас немец из-за тучки, и странным он мне показался (а я прикрывал нашего снизу) каким-то горбатеньким, что-то необычное в нем было, что-то в нем сразу насторожило меня. А Батя кричит:

– Это мой! Это мой! Прикрой, прикрой так твою перетак и так далее… (Потом-то мне стало все-таки интересно – откуда немцу было взяться и куда он летел.) Вошел, короче, Батя в пике, а немец сделал иммельман и на какой-то необычной скорости, мы и ахнуть не успели, вышел прямо мне под брюхо и как трахнет со всех пушек, и все по мне. Как я на земле оказался не помню, и как парашют дернул не помню. В госпитале сказали, что повезло мол, это был реактивный мессер, а мне-то не легче. До сих пор осколок сиди в самой жопе и помеха этому самому делу… Машинка, то-есть, не работает. Хорошо, что двух девчонок успел перед войной заложить… Что-то там такое, б- бля, нарушено…

Дядя Коля помолчал и спросил:

– Ты мою-то вчера видел?

Мальчик не ответил. Хотя он вчера видел как его-то вечером тискалась в кустах с местным "говновозом" – отчимом Вовки. (Вовка был старше мальчика года на три и обычно туманно отвечал – видимо научили – «папа по коммунальной части». Как-то оказавшись в одной очереди в магазине рядом с отчимом приятеля мальчик осторожно втянул воздух, стараясь уловить запах дачных уборных. Однако от одежды мужика несло табаком и луком.)

Мальчик промолчал и ожидал (как уже бывало), что дядя Коля попросит его сбегать в магазинчик за маленькой и Беломором. Эти предметы всегда выдавал ему из-под прилавка мордатый продавец, который тоже служил в авиации, но не летчиком, а парикмахером. Дядя Коля каждый раз приговаривал:

– Пусть, бля, грехи замаливает, пусть стыд ложкой хлебает, бздюля с ножницами… Однако каждый раз строго спрашивал:

– Не забыл спасибо сказать?

– А вот Кожедуб сказал на лекции, что реактивные не лучше моторных, – нерешительно произнес мальчик. Он давно хотел пораспрашивать дядю Колю, да случая не предоставлялось.

– Ну!? – выкрикнул бывший летчик. – Ну? Сам Кожедуб? Ваня своих всегда решал сам, за спины не прятался. Ва-ня всег-да сам, сам, – со злобой повторял дядя Коля с силой протаскивая иглу сквозь зияющие дыры в рыболовной сети.

– Сам!!

– Так ведь и давно это было… Семь лет назад. Если бы нам, к примеру сказали, что у немцев есть реактивные, мы бы опасались…

– Ко-о-о-ля! – раздался женский крик. – Винегрету хочешь?

– Ага, – удовлетворенно проговорил дядя Коля. – Моя! Знает как подойти. Дай-ка мне руку встать.

Дядя Коля поднялся со стула. Еще молодой и сильный, ноги он ставил как-то с трудом и раньше мальчик думал, что дядя Коля ходит на протезах как лётчик Маресьев. Но оказалось, что ноги у летчика свои, но странно тонкие и немощные. Чтобы стоять на ногах и как-то передвигаться, нужно было туго пеленать икры специальными бинтами.

– Ну, пока, орел-сокол ясный, – произнес дядя Коля и упал бы, если бы не придавил плечо мальчика.

– Крепыш ты, удовлетворенно сказал инвалид. – С мышцой. Я всегда правым беком был, а ты?

– Предпочитаю центральным защитником. Бегать не люблю, – аккуратно выговорил мальчик.

– Это-то верно, верно, – приговаривал дядя Коля, двигаясь в сторону двухэтажной дачи. – Верно, мать твою, бегать не люблю, – бормотал он. – Да, слышь-ка, ты хотел журнальчики посмотреть. Там в сарае целый чемодан. Можешь не отдавать.

(Мальчик давно просил соседа отдать ему кучу старых «Огоньков», лежавших без пользы под столом в сарайчике, под ржавыми лейками, и прочей садовой рухлядью, принадлежавшей хозяевам дачи. Над столом была прибита сапожными гвоздями большая фотография – обложка одного из журнала, на которой т. Сталин приветствует пролетающие над ним самолеты на параде в Тушино. Самолеты образовывали фразу «СЛАВА СТАЛИНУ». Сталин и его окружение глядели вверх, прикрывая глаза от солнца.)