Борис Цеханович - Горячий 41-й год

Точно, если бы я сюда не прибежал, то сержант с расчётом сиганули в кусты…, Главное не по трусости, а из-за растерянности, а потом бы переживали, что струсили….

– Сержант и остальные, слушайте приказ. Как немцы появятся из-за грузовика сразу же в штыковую…

– Там и ляжем, – мелькнула мысль, но сам бодро продолжил, – немцы штыковую не выдерживают…

Это было самоубийственное решение, но другого просто не мог придумать.

– Ещё секунд двадцать и всё… вперёд, – обречённо, но и одновременно зло подумал я. И тут

пришло спасение. Из-за лесного поворота, где осталась остальная часть колонны, вдруг вывернула толпа красноармейцев, впереди которых, весело покрикивая, легко бежал Петька, за ним виднелся командир батареи с наганом в руке и вперемежку противотанкисты со стрелками с их длинными винтовками.

Теперь можно было драться. Я выскочил из укрытия, махнул карабином и, не дожидаясь остальных, рванул навстречу немцам, обтекающих грузовик убитого Остапчука.

– Урааа, – реванул дурным голосом и тут же сделал длинный укол штыком, вложив в него всю свою выучку и сноровку, но немец ловко отбил мой укол штыком и теперь сам заносил автомат для удара, что меня совершенно не обескураживало. Сделав быстрый шаг правой ногой и, одновременно вынося правую руку по кругу, нанёс по дуге страшный удар прикладом по голове противника. Если на голове у него не было каски, она бы лопнула от удара, а так голова лишь коротко и резко дёрнулась и он рухнул на дорогу. Дальше всё слилось в сплошную пелену ударов, прыжков, увёртываний. Кругом царил хаос рукопашной схватки, злобные крики, душе раздирающие вопли, жуткие звуки раздробляемых костей, хрипы сломанных гортаней, одиночные выстрелы. Боковым зрением уловил момент, когда трое бойцов кучей набросились на одного немца. Он упал, с навалившимися на него красноармейцами, а через несколько секунд куча солдат вспучилась взрывом гранаты. Слышались одиночные выстрелы и предсмертные крики умирающих людей….

Схватка внезапно закончилась, но ещё какое-то время все, в том числе и я, метались на ограниченном пятачке дороги, ища себе противника и вдруг поняли – мы уничтожили всех немцев. Я даже растерялся и стоял посередине дороги, запалено дыша, держа наготове в руке пистолет. Когда и где выронил карабин – в упор не помнил. Заныло в боку от полученного сильного удара. Сначала вроде бы обрадовался тому, что остался жив, но когда огляделся – ужаснулся. Всё видимое пространство дороги было завалено мёртвыми телами немцев и наших бойцов. Кто-то ещё шевелился, кто-то стонал, а командир батареи бледный сидел в пыли и со страдальческим выраженьем на лице держался рукой за грудь.

– Капитан, ты что ранен? – Озабоченно наклонился над ним.

– Да нет…, – капитан болезненно сморщился и ещё плотнее прижал ладонь к груди и кивнул на рядом лежащего убитого немца, – уже в конце, как саданул меня, сууука, автоматом в грудь, так я и свалился… Но кто его завалил – не знаю…

– Сможешь подняться?

– Да…, сейчас, только дай мне минутку….

Прошла минута и люди немного ожили, послышались неестественно громкие и возбуждённые голоса. Уцелевшие стали оказывать помощь раненым, а убитых оттаскивать на обочину. А из-за первой машины вынырнул Петька с немецкой фляжкой в руке. Увидев его, я рассмеялся и было отчего. Левое ухо, от сильного удара здорово опухло и нелепо выделялась на голове, а под глазом наливался хорошей желтизной приличный синяк.

– Петька, ну и видок у тебя, уссышисься со смеху…

Солдат жизнерадостно рассмеялся, мимолётно пощупав оттопыренное ухо, и протянул мне фляжку: – Глотните, товарищ майор, я там, в мотоциклах пошарился…

Сделав несколько крупных глотков и продыхнувшись от крепкого алкоголя, я отдал обратно фляжку: – Иди, комбату дай… ему сейчас необходимо….

Полусогнутый и продолжавший держать руку на груди, комбат уже собрал вокруг себя уцелевших сержантов и принимал от них доклады, а хорошо глотнув из фляжки, через две минуты огорошил меня.

– Товарищ майор, у меня убито 17 человек, 15 раненых. Они уже небоеспособны. Их в госпиталь надо. Убит один командир взвода и три командира расчёта…

– Ёб… твою …., ни хера себе… Слушай, а у стрелков? Чего-то я взводного не вижу…

– Убит лейтенант. У них семь человек убито и трое раненых, но зато все сержанты целые.

Я только головой замотал: – А мы сколько немцев убили?

– Сейчас посчитают…

Через две минуты доложили – двадцать семь убитых немцев и живой офицер, но без сознания. Это немного успокоило: всё-таки убитых у них на чуть-чуть больше. Приободрился и оттого, что несмотря на стрельбу и столкновение машин, они оказались целыми. А за две эти минуты сформировалось и решение дальнейших действий.

– Петька, сержантов со стрелкового взвода сюда, ты комбат своего взводника и старшину сюда.

А когда все собрались, стал ставить задачи: – Комбат, всех стрелков забираешь к себе в расчёты: заряжающими, подносчиками…. Короче орудийными номерами. Вместо убитых командиров расчётов ставишь наводчиков, а на место наводчиков сам определишь. Надеюсь, взаимозаменяемость у тебя отработана. Все сержанты из стрелкового взвода переходят в моё распоряжение. Старшину оставляешь здесь.

– Старшина, – сверхсрочник в возрасте, хозяйственного вида и оттого располагающий к себе, сделал полшага вперёд, – берёшь одну машину. Как только мы отсюда уезжаем, ты в течение пятнадцати минут всех раненых и убитых утаскиваешь на обочину. Естественно: раненых отдельно, убитых отдельно. И собираешь всё немецкое оружие, боеприпасы и летишь к нам. Да, оставишь с ранеными санинструктора. Потом их отвезёшь на переправу и сдашь медикам. Комбат на все перетрубации тебе пять минут и вперёд. Если это разведка, то у нас есть ещё минимум минут двадцать…. Сержанты передать людей капитану и ко мне.

Все разбежались, а я послал Петьку и одного сержанта собрать пулемёты с мотоциклов и патронные коробки с лентами.

Всё-таки в пять минут мы не уложились, но через двадцать минут выскочили к опушке леса и остановились, скрытые последними деревьями. Вместе с комбатом, который уже более-менее пришёл в себя, взводником, вездесущим Петькой и сержантами, переподчиненными мне, прошли по дороге вперёд и присели за кустами.

Что ж, то что видел на карте у командира дивизии, теперь воочию располагалось перед нами: поле, слегка спускающееся к болоту и шириной шестьсот-семьсот метров, длинное, узкое болото, дамба через него, противоположный берег с дорогой вдоль болота, неширокое поле и лес за ним. Справа от нас и правее от дороги, перпендикулярно ей тянулась невысокая земляная насыпь. Недалеко перед дамбой разбитая, дымящая машина, несколько трупов вокруг неё, тоже самое за дамбой, только уже гражданские. Оглядевшись и немного успокоившись оттого, что немцев ещё нет, стал ставить задачи.