Светлана Нина - Алая дорога

Отец Елены Грушевской считал, пусть дочь задыхается в корсете и нижних юбках, потому что правила хорошего тона… Что же скажут соседи? Да потом, никто не возьмёт дочь в жёны, если она бегает по полям, одетая простолюдинкой, читает по ночам стихи каких-то рифмоплётов и не отвечает на ухаживания соседских щёголей, со смехом, но беззлобно осаждая их. Видеть свою дочь, к которой постепенно привязался потому, что она была его дочерью, старой девой, было кошмаром для Аркадия Петровича, и он мечтал увидеть Елену у алтаря с тех пор, как ей минуло шестнадцать лет. Поэтому он благосклонно отзывался обо всех соседских юношах, приезжавших домой на каникулы, как бы пусты они не были, и промышлял устройством званых вечеров. Елена не была похожа на него, но любила отца. Так полагалось, а она была благодарной и воспитанной девушкой. Выходить замуж она не спешила, не думая, вопреки решению ее круга, что одно только замужество способно принести женщине беспредельное счастье или хотя бы успокоение.

В тот год, тысяча девятьсот одиннадцатый, Елена Грушевская жила свою восемнадцатую весну, не ведая ни горя, ни страха, никаких забот. Её жизнь протекала в безделии и абсолютном счастье. Она не задумывалась ни о чём кроме невинных наслаждений и только смутно подозревала, что в мире могут быть предательство и страдания, читая о них в книгах и впечатляясь.

Предлагаемые отцом женихи больше интересовались её состоянием и респектабельностью, чем ей самой, были в меру недалёки и самонадеянны, что не вызывало восторга у Елены. Друзья отца, люди сомнительного ума, отзывались о Елене Грушевской как о милой молодой барышне, которой нужен муж. На другие подвиги женщина тогда не считалась способной. После нескольких неудачных попыток пристроить дочь за приемлемого кандидата Аркадий Петрович осерчал и повёз её в Петербург, к родственникам. Елена считала, что лучше подчиниться воли семьи, чем растрачивать хрупкое время на пустяки вроде споров с родными. Тем более она понимала, что все равно это рано или поздно случится, но надеялась отдать руку достойному кандидату. В рассуждениях всё было предельно просто, но, стоило делу дойти до настоящего, вмешивались чувства.

Елизавета Петровна Грушевская, в замужестве получившая фамилию Ваер, родная сестра отца Елены, была женщиной на редкость самолюбивой и приятной. Между ней и братом существовала определённая привязанность, что неизбежно при схожести характеров, но в некоторых вопросах мнения и расходились кардинально, хотя сестра, будучи тонкой и мудрой, редко устраивала скандалы. Елизавета составила удачную партию, выйдя замуж за обрусевшего немца Фридриха Ваера, и жила теперь весьма сносно, растя четверых чистеньких детишек и мечтая об удачной судьбе для них. Муж её, мужчина средних лет, с гладкой лысиной и безупречным немецким акцентом, состоял на земской службе и был несказанно доволен этим обстоятельством. Он был добродушной и деятельной, но ворчливой натурой, обожая свою семью. При всех выгодах жизни в богатой России, где обычные люди голодали и кляли власть (хотя какое до этого ему было дело, он же составил себе протекцию в привилегированные слои, поймав родовитую аристократку), Фридрих тосковал по родине. Он отлично понимал политический ветер, который после революций тысяча девятьсот пятого и седьмого годов дул угрожающе сильно, и уже подумывал о миграции, при каждом удобном случае вспоминая невысокие холмы Германии.

Увидев Елену, только что переступившую порог уютного дома Ваеров, зачарованного царства полусвета и изящества, возводимых богачами для удобства и эстетической наполняемости мгновений, Фридрих в праве был восхититься. «Ох уж эти русские женщины», – подумал он, беззащитно улыбаясь гостье и посапывая. Елена и правда была хороша. Вступив в самый благодатный для женщины возраст, когда достигается расцвет естественной красоты, она привлекала взгляды. Хотя ничего выдающегося не было в её лице – ни огромных манящих глаз, ни тоненького вздёрнутого носика, ни коралловых губ. Она попросту была красива льющимся изнутри сиянием, преображающим наружность и отражающим на лице чистые, не замутнённые горечью мысли.

Плавные линии её утончённого облика внушали уверенность в мягкости, но при более близком знакомстве становилось понятно, что эта девушка, хоть и воспитанная в лучших дворянских традициях, не только ставит собственное мнение выше рассуждений о фасонах платьев и развлечениях, хотя это тоже доставляет ей удовольствие, но и желает отстаивать его. Елена держала себя спокойно, а иногда, для устрашения собеседника, и вовсе строго, но не смогла убедить в своей сухости даже Фридриха, не блистающего проницательностью.

Её тёмно – русые волосы, на солнце переливающиеся ореховым оттенком, пышно прятались под широкими полями огромной цветущей шляпы. Подбородок на бледном лице немного выступал вперёд, что нисколько не портило общее впечатление. Глаза привлекали удивительным цветом – словно на палитру нанесли светло – синюю и зелёную краски, забыв хорошо смешать их. Так они и остались навечно в её взгляде. Когда Елена улыбалась, а происходило это часто, её широковатый рот обнажал светлые, пожалуй, чересчур выступающие зубы и придавал лицу по-детски беззащитное выражение. Вообще в чертах её было что-то откровенное, ясное, мягкое. Стройная фигурка пряталась под темными складками юбки, в беспощадной жесткости корсета, среди кружев на кипельно – белой блузке. Талия казалась неправдоподобно тонкой в такой одежде, но в этом и был весь шик. Словом, Елена была молода, очаровательна и отлично знала это, иначе вряд ли была бы так улыбчива.

Серьёзная, но немного сонная, она оживлялась, стоило затронуть её любимые темы – искусство и любовь. О любви она грезила и была убеждена, что не свяжет себя семейными узами только затем, чтобы похвастаться новыми туалетами и окольцованным пальчиком. Высшее проявление человеческих чувств было для нее способом добиться нового счастья, вдоволь помечтать, испытать что-то неведомое, но прекрасное, дающее надежду, и обрести понимающую душу рядом, чтобы никогда не быть одинокой. Это было эфемерное желание, имеющее мало общего с действительностью. Когда же на горизонте появлялся потенциальный кавалер, Елена предпочитала не понимать намеков и спешно отходить в сторону, позволяя незадачливому жениху увлечься кем-нибудь другим.

С момента приезда в столицу для прекрасной Елены Грушевской началась бесконечная череда приёмов, балов и визитов. Её семья была в городе на хорошем счету, а обаяние отца и её собственная прелесть открыли для них двери самых влиятельных лиц Санкт-Петербурга. Аркадий Петрович, казалось, помолодел на несколько лет, окунувшись в бесконечный праздник жизни. Ему невероятно нравились бесцельные собрания ленивых прожигателей жизни, не знающих, что им нужно и куда можно деть себя. Задавая пышные балы, приглашая к себе толпы разряженных людей, всё петербургское общество руководствовалось одной целью: прогнать скуку, наваливающуюся на них ежедневно по вечерам, если они не очень сильно устали. Устраивались, конечно, и собрания настоящих интеллектуалов, литературные вечера с лучшими поэтами современности, но Аркадий Петрович считал всё это слишком скучным, а Елена не видела ничего страшного в том, чтобы подчиняться воле отца, какой бы она ни была.