Ярослав Жирков - Мозес

Слов от Йозефа ждать пришлось дольше. На свой первый день рождения, в декабре, он, молча, наблюдал за царившей праздничной суетой. А на рождество, когда Мозес уже подпевал пьяному хору гостей, младший все так же тихо наблюдал за происходящим. Но говорить он уже научился, но являл это так редко, что родители всегда прислушивались к его немногочисленным словам. В отличие от неустанного пулемета Мозеса, так старательно привлекавшего к себе внимание, но ставший уже скорее фоновым шумом, и всё чаще, родители начинали игнорировать его лепет. Обида Мозеса росла.

***

Тихим вечером отец распахнул ногой дверь и торжественно внес в дом непонятный ящик, пахнущий новизной и сверкавший лаком. Блестящие ручки устройства так и манили их покрутить. Семья с восхищением смотрела, как он устанавливает вещь на ножки, а затем включает в розетку. Дети подошли совсем близко. Отец повернул ручку, и грубый мужской голос вырвался из коробка. Братья вскрикнули, а Йозеф еще и шлепнулся на пол. Братья долго ходили вокруг ящика стараясь понять, откуда берется голос. Родители смеялись, свысока смотря на детей. Йозеф дернул черный провод, голос замолчал. Ребенок испуганно посмотрел на отца «Сломал» – подумал он. Шнур кто-то выхватил из рук. С недовольной миной, на брата смотрел Мозес. Он вставил его обратно в розетку, и дом залился музыкой. Родители заулыбались, а старший брат пустился в безудержный пляс.

Со временем, радио стало лучшим другом Мозеса. Он мог часами сидеть возле него. Родители были удивлены, что сын слушает выступления политических деятелей и экономистов, бывших военных и артистов. Всё это не укладывалось в образ трехлетнего ребенка. Мозес со своеобразной критикой подходил к отбору передач, достойных его внимания. Когда оратор говорил так, словно умирал перед микрофоном, ребенок засыпал прямо возле радио. Мозеса привлекала манера много и громко говорить, как он сам любил это делать. И попадись в эфире подобный оратор, Мозес буквально прилипал к радио и с восхищением вслушивался в речи. Но Йозеф не разделяли восторга брата, а резкие заявления, скорее пугали, чем вызывали трепетное восхищение. И отец был разочарован, что его долгожданный, не оправдывал ожиданий, а безродный подкидыш стал потихоньку воплощать всё то, что он хотел видеть в Йозефе. И тогда, строгий отец стал больше уделять внимания младшему сыну, а старшего, оставлял на попечительство мягкосердечной матери, баловавшего его и оставляя часто безнаказанными шалости. Обоим детям, стало не хватать внимания второго из родителей – Мозесу – строгости отца, Йозефу – любви матери. Они взросли, Мозес, сам того не осознавая искал для себя твердой руки, того кто смог бы руководить им и наставлять, ограничивая его разбалованную сущность. Йозеф же, напротив, уставший от бесконечного контроля отца старался делать всё наперекор, даже если это была самая незначительная вещь в мире. Но ему не хватало смелости прямо заявить о своей жажде свободы, и раз за разом подчинялся строгой руке отца. И тяжелым грузом откладывалось в его душе горечь, готовя почву для бунтарства. Но пока он был совсем мал, а отец имел власть над ним.

4.

1930-ый год. Последнее лето свободы и детства. Совсем скоро, братья пойдут в школу. Конец настанет сну до обеда, играм до заката и бесцельным блужданиям по улицам. Время взрослеть. Время понять, что значит стать достойным членом современного общества: много зарабатывать, завести семью и в окружении внуков и правнуков умереть в теплой постели своего роскошного особняка. Испустить дух под одобрительные речи священника, друзей и родственников: «Он добился всего, что ценит общество, а что он сам для себя хотел – нас не волнует». Незнакомцы, взглянув на роскошную церемонию похорон, скажут: «Всё как у людей!» И под звуки траурного оркестра опустят гроб с бледным лицом усопшего застывшего в вопросительной гримасе: «А зачем всё это было?». И гранитный камень водрузиться над могилой со словами скорби и восхищения. Случайный прохожий, прочтя надписи, подивится: «Какой был человек!» в то время, пока его тело будет пожирать тлен.

Но сейчас, все двери открыты, умы чисты, а тела молоды и бодры. У них пока еще ничего нет, а потому, они свободны.

– Нет, не так! – сказал Мозес и топнул ножкой, —Там жила злая ведьма. Её заперли и сожгли в своём же доме. А было это тысячи лет назад! – добавил он и кивнул круглой головой похожей на мяч.

– Глупости! Я в такое верила только когда была совсем маленькой, – возразила Роза, разменявшая уже седьмой год жизни. – Такого, быть не может!

– Может!

– Не может!

– Откуда ты знаешь? – Мозес прищурил светло карие глаза с едва заметным оттенком зеленого и пристально уставился на подругу.

– Антикварщик Ицхак рассказал мне другую историю.

– Врешь! Как раз он мне и рассказал про ведьму!

– Сам врешь! А я знаю настоящую историю! —сказала Роза вздернув маленький курносый носик. Лицо Мозеса покраснело.

– Ну, расскажи её нам, раз ты такая умная! – сказал он и непримиримо сложил руки на груди.

– Слушай. Только не описайся, малыш! – насмехалась Роза, но Мозес уже был в предвкушении истории.

– Давным-давно, – начала она и Мозес фыркнул от банальности вступления, – когда город был просто деревней, на том месте где сейчас пустырь стоял единственный каменный дом. Он был сложен из многих кирпичиков и жил в нем богатый землевладелец – Олаф. Народ ненавидел весь их род за жадность и жестокость. Веками о них ходила дурная молва, а Олаф решил исправиться. Но люди не приняли его доброту и во всех делах видели зло. Однажды он подарил крестьянам новую мельницу. Люди с подозрением отнеслись к этому, но стали на ней работать. Через месяц, тяжелая балка, подпирающая крышу, упала и придавила двух человек. Среди них был молодой жених Элли, в которую годами был влюблён землевладелец. Расползлись слухи, что он всё специально подстроил, дабы избавиться от конкурента, ведь Олаф был очень одинок. Единственный с кем он хоть иногда общался – его слуга. Человек, прекрасно выполняющий свою работу, но начисто лишенный эмоций. А с ним, казалось, всё равно, что один. Каждое утро он бил в звоночек, перед тем как подать хозяину завтрак. Ровно в 6 часов. Во время завтрака, обеда и ужина Олаф думал о Элли. Она с детства была к нему добра. Когда все другие дети презрительно покидали общество наследника рода тиранов, она просто играла с ним, не задаваясь вопросом, кем были его предки. Повзрослев, они стали видеться реже. Она работала в поле, а ему было не позволительно шататься с крестьянской девчонкой. И даже когда родители Олафа умерли, он лишь робко наблюдал за своей уже повзрослевшей, прекрасной подругой. Он любил её, но не мог подступиться и к порогу дома Элли. Особенно после того, как Олафа стали считать убийцей её жениха. Он старался забыть девушку, уезжая в большие города, общаясь с высокородными дамами, и теша себя неведомыми развлечениями. Но всякий раз, он возвращался, и его сердце вновь наполняла тоска. И однажды, он решил покончить с собой. Петля туго обхватила шею, а шаткий табурет сам уходил из-под ног. В глазах Олафа застыл ярким светом образ Элли. «Сейчас, это всё закончится. Лучше ад подземный, чем ад на земле» – думал он. Землевладелец поднял ногу, чтобы сделать шаг в пропасть, но вдруг, услышал голос: