Аида Тастенова - Ниманд

Как назло рядом оказался Стервятник.

– А я знаю зачем вы копаете!

Жорж отвернулся, показывая, что он очень занят землей.

Адриан последовал примеру Жоржа, но рядом были те, кому было интересно узнать мнение Персиваля.

–Зачем же? – поинтересовались два еврея, работающие рядом.

– Вы роете себе могилу! – с восторгом выкрикнул Персиваль и засмеялся от собственных слов.

Было необычно видеть посреди узников единственного, который посреди огромной ямы хохотал как умалишенный.

Естественно, это заметил немец.

–Halt den Mund! Zu schnell an die Arbeit! *

* -Закрой свой рот! Быстро за работу!

Персиваль плохо понимал немецкий. Это разозлило надсмотрщика. Он явно не ожидал такой дерзости.

Сначала он хотел застрелить Персиваля, но второй надсмотрщик его остановил.

Адриан услышал его слова:

– Это же Стервятник. Оставь, – указал он на ружье, – лучше дубинкой. Но чтоб выжил.

Персиваль все еще захлебывался диким хохотом. От своего безумного смеха он упал на землю. Со стороны могло показаться, что у него приступ эпилепсии. Но он лишь безудержно ржал как лошадь.

Немец подбежал к нему и со всей силы ударил Персиваля по спине. Тот завопил от боли.

–An die Arbeit! (Работать! Прим.автора) – закричал второй надстмотрщик узникам, отвлекшимся на Персиваля.

Эту команду все хорошо научились понимать и поэтому сделали вид, будто ничего не произошло. Но евреи в мыслях своих все равно были свободны, и кидая комья сухой земли лопатой, каждый задавался вопросом, а правду ли им сказал Стервятник.

А между тем самого Стервятника куда-то поволокли.

Заключенные считали часы до перерыва в полдень. Но время тянулось бесконечно, а солнце, несмотря на осень, палило беспощадно.

Около двенадцати немецкий солдат вытащил из-за пазухи бутерброд с ветчиной и сыром.

Адриан работал поблизости и мгновенно распознал запах свежего хлеба. Перед ним, прямо перед ним, падали крошки этого сокровища. Раньше бывало, он съедал сыр с бутерброда, а хлеб не ел – отдавал на съедение собаке. Как-то невкусно это было раньше. А сейчас он желал подобрать крохи, чтоб хоть чуть-чуть вспомнить, каков на вкус свежий хлеб.

Но это не разрешалось. За такое он точно получит наказание. Наперекор своему оголодавшему желудку он продолжил работу.

Подошло время обеда и прозвучал сигнал. Жорж и другие с облегчением оставили свои орудия труда.

Времени на обед давалось очень мало, а похлебка, или жидкий суп,( хотя вернее, это была вода с чем-то в ней плавающим), был очень горячим. Некоторые боялись не успеть и ели, обжигая ротовую полость, некоторые, что не желали обжечься – почти не ели. Но были и те, которые успевали подождать, пока этот кипяток немножко остынет и разом выпивали всю плошку.

– Ненавижу немцев, – сказал Жорж тайком Адриану. Он был очень зол из-за Виктора, и поделился со своими переживаниями. Он ждал, что Адриан подхватит разговор.

Но Адрианвсего лишь спросил:

–Почему?

Жорж возмутился:

–Почему? Ты еще спрашиваешь? Сколько народу они убили и еще убьют. По их вине мы с тобой сейчас торчим здесь, и еще неизвестно чем это все закончится.

– Глупый…

Жорж еще больше разошелся:

– Кто? Я? Я глупый, что терпеть не могу фрицев??

–Да, – спокойно ответил Адриан, – потому что мы здесь по вине фашистов, которые с Адольфом Гитлером. А ты, Жорж, забыл, что не все немцы фашисты, и не все фашисты немцы. В общем, от нации мало что зависит – все дело в самих людях.

Жорж остыл, допивая похлебку. Хорошо обдумав слова Адриана, он спросил про другое:

– А что делают с немцами, которые это… Ну не фашисты которые?

– Я читал о случае, когда немецкую семью расстреляли, -продолжил Адриан, – Потому что они не приняли фашизм. Об этом писали в наших газетах. Не читал?

–Нет. Я вообще газеты не читаю. Все руки до них не доходят. Точнее – не доходили…

Адриан вспомнил, как они с Мари гуляли в парке, а потом сидели на скамье. Он зачитался новостями из свежего выпуска, уж очень они были интересные. Мари сидела рядом и монотонно вздыхала:

–Мне кажется, ты газету любишь больше меня.

Молчание.

Она начинала сначала:

– А за мной пытается ухаживать один молодой человек. Он будет ученым.

И снова Адриан ее не слышал.

Тогда она делала последнюю попытку:

–Оревуар, Адриан!

Мари вставала со скамьи и шла по дорожке прочь.

И только тогда Адриан замечал ее отсутствие на фоне интересных новостей. Ведь новости уютнее читать вдвоем, сидя рядом. Так теплее. А когда кто-то один уходит – ты сразу чувствуешь это, какими бы не были интересными новости.

– Стой, ты куда? – догонял ее Адриан, оставляя газету на скамейке.

Мари часто отвечала вопросом:

– Сходим на Монмартр?

Любимые места Парижа для влюбленных сосредоточились в районе Монмартр. Мари обожала смотреть на Сакре-Кер, она часто вела вовнутрь собора Адриана. Она могла часами говорить об уникальной архитектуре, раз сто повторяла историю Дионисия Парижского, который, после того, как ему отрубили голову, взял да и встал, и захватив с собой свою же отрубленную главу, направился к собору, и только достигнув его, умер. После прогулки вокруг Сакре-Кер, они обычно шли в кофейню, где пили ароматный капучино, а Мари вдобавок могла съесть за беседой круассана два, а если беседа с Адрианом была очень занимательной, то круассана было три. Но если беседа не задавалась и они ссорились, Мари забирала с собой круассанов пять, объясняя, что у нее стресс.

Но обычно свидания проходили более-менее спокойно. Когда солнце садилось, Адриан провожал ее домой.

Только сейчас он осознал, в каком счастье они с ней жили.

«Если произойдет чудо, и я выживу, я больше никогда не буду читать эти газеты, когда она рядом. Я буду к ней всегда внимателен. Я буду ловить каждый ее взгляд, улыбку, жест… Ох, Мари!»

И снова мысли прервал дребезжащий голос охранника:

–Zu arbeiten, die Juden !(За работу, евреи!)

И они работали, копали, выбивали, таскали – и считали часы до отбоя. День был долог, а ночь коротка. Днем их было больше – к ночи обычно кто-нибудь умирал от усталости. В этот день из их блока исчез навсегда Виктор и тот, кто пытался его защитить.

Глава3. Надзиратель

надзирателей

Следующий день начался как обычно. Подъем, апель, лопаты и кирки в руки – и вперед на место работы, где приказано было копать такую же яму рядом со вчерашней.

Около десяти часов утра по дороге в лагерь проехала немецкая легковая машина. Это была первая машина, которая приехала и осталась в лагере.

Всем естественно стало интересно, кто же находился в этой машине, так как солдаты отдавали честь, когда этот кто-то проехал мимо.

Но вечерний апель все прояснил.

В лагерь прибыл немецкий офицер, который командовал всеми надзирателями. Начальник. Комендант. Звали его Фридрих Вольф. Это был мужчина средних лет с удивительно прекрасной внешностью, которая непостижимым образом сочеталась с невыносимой жестокостью. Он был послан в лагерь, дабы улучшить его работу – как по уничтожению евреев, так и по производительности полезного труда узников. Темные каштановые волосы, почти черные брови, из под которых глядели ястребом голубые глаза. И в этой голубизне было много зловещего и таинственного. Один только его взгляд заставлял бояться и дрожать от ужаса любого, кто осмеливался глядеть на него в упор.