Павел Кочегин - В небе полярных зорь

— Хенде хох!

Комлев выхватил из кобуры пистолет и выпустил одну за другой три пули. Враг упал, но Никита не был уверен, что убил его, и тоже упал за кочки, прижался к земле.

Через несколько секунд застрочил автомат, пули со свистом впивались в кочку, за которой укрывался летчик. Комлев не подавал признаков жизни. Стрельба прекратилась. Немец приподнялся, вытянул шею, всматриваясь в кочки. Комлев уже спокойно навел пистолет и выстрелил. Солдат взмахнул руками и рухнул навзничь.

Комлев пополз по-пластунски, от кочки к кочке, к огромному серому камню, потом вскочил и побежал к нему. Там защита! А за спиной раздались отрывистые громкие голоса, защелкали автоматные очереди, засвистели пули. Пригнувшись, он петлял из стороны в сторону. В голове звенело, казалось, вот-вот разорвется сердце, но он все бежал и бежал. Ноги подкашивались, силы убывали, нестерпимо мучила жажда. Хотя бы глоток воды, хотя бы каплю... По заболоченному торфяному полю пробегал ручеек. Живительная влага, глоток которой прибавил бы силы. Но в этот миг Комлев вспомнил о записной книжке. Он выхватил ее, бросил под ноги и, не останавливаясь, вдавил в топь. Вот и валун. Комлев навалился на него, сбросил с головы шлемофон, перевел дыхание. Метрах в тридцати кустарник. В несколько прыжков Комлев достиг зарослей. Пули противно жужжали, срезая ветки. Под ногами зачавкала вода. Болото! Комлев нагнулся, на бегу схватил горсть болотной жижи, прижал к распухшим губам. Бежать стало легче.

Ветки били по лицу, но Комлев не обращал на это внимания. Впереди, сквозь кусты, он увидел сетку, ровно натянутую по земле. Летчик почему-то подумал, что это минные поля, хотя раньше их видеть не приходилось.

— Э, не все ли равно, на мине подорваться или пулю в затылок получить, — решил Комлев и выскочил из кустов.

...Дорога, а на ней, метрах в пятидесяти, фашист.

— Эх, ясное море, перекрыли! — Комлев свернул в сторону.

Немцы остановились, что-то кричат. Пролетели только секунды, но время было выиграно. Комлев оторвался от преследователей.

Кустарник стал редеть, ноги все больше и больше вязли в болоте. Кругом поваленные кусты с вывороченными корнями, будто здесь только что прошел ураган. Комлев запнулся и... упал. Не было сил подняться. Бездействие — смерть. Это он понимал. Напрягая последние силы, пополз. Широкие корни и густые ветки одного куста стали хорошим укрытием.

Крики и стрельба отдалились. Голоса слышались все глуше, стрельба реже. Наконец все смолкло...

Никита насторожился. Прошла секунда, вторая, третья, быть может, минута, а установившуюся тишину ничто не нарушило. «Кажется, ушел», — подумал он. Теперь можно было оценить обстановку и принять решение, что делать дальше. Заменил в пистолете полупустую обойму. Девять патронов: семь для врагов и два для себя, на случай осечки. Хотелось курить. Пренебрегая опасностью, повернулся на левый бок, вынул из кармана портсигар. Вспомнил Петра Зайцева. «Молодец, спасибо тебе, Петя. Как пригодился твой табачок!»

Когда механик перед стартом положил в карман летчику деревянный портсигар с табаком, то ни он, ни Комлев не думали о том, что табак пригодится. Папиросы размокли, и махорка была сейчас кладом. От глубокой затяжки приятно закружилась голова.

Быстро наступала темнота. Вдруг вдали послышался лай собак. Одни лаяли протяжно, с визгом, с подвыванием, другие — отрывисто, грубо, третьи — с хрипом. Вслед за лаем донеслись голоса немцев.

Никита сжался в комок, плотнее приник к болотной жиже. «Ну, теперь все!» — обожгла мозг страшная мысль. Шли нескончаемо длинные минуты. Комлев вспомнил Бозора Мирзоева. Может, где-нибудь здесь, поблизости, в болотной трясине нашел он свою смерть? А что будет с ним, Никитой? Что думают товарищи? Вернулся ли Анатолий Булатов? А если не вернулся?

«Надо быть ко всему готовым», — подумал Комлев. Чтобы в случае смерти враги не смогли установить номер части, он достал удостоверение личности и вместе с отпускным удостоверением спрятал в корнях куста. Партийный билет Комлев оставил при себе. И мертвый, он будет прижимать к груди эту маленькую книжечку.

Лай собак, крики немцев и хлюпанье ног в болотной жиже слышались все ближе и отчетливее. Никита замер. Но свора пронеслась мимо. Опасность временно миновала, и он снова стал думать не о смерти, а о жизни.

Завтра, с отпускным удостоверением в кармане, он летел бы домой, к жене, детям, матери. Комлев достал изрядно потрепанную, поцарапанную орденским винтом фотографию. Она тоже останется с ним до последней минуты. Милые, родные. Никита прижал к пересохшим губам фотографию.

«Родные, если бы я мог вас обнять в последний раз, проститься с вами!».

И, словно это было вчера, он услышал голос Веры, ее последние слова, которыми провожала его на фронт: «Я верю в тебя, Никита, знаю, что с тобой ничего не случится, ты вернешься домой. Обязательно будешь дома. Слышишь, обязательно! Я буду ждать тебя, Никита!».

Лежа в холодной воде, Комлев продрог, но левая нога горела, как в огне. Когда и при каких обстоятельства получил рану, он не помнил.

Оставаться здесь дольше нельзя, надо действовать. И Комлев, приподнявшись на локтях, осторожно выполз из-под куста. Зажгло в правом плече.

Вода... кочки... кустарник. Никита полз медленно, осторожно. Каждое движение вызывало острую боль. Куда ползти? Небо закрыто сплошными тучами, ни одного просвета. Впереди — неизвестность. Но надо, надо двигаться вперед. А что ждет там, впереди?

Под руку попала суковатая палка. Летчик подобрал ее. Опираясь на палку, приподнялся, сделал шаг, еще, еще — идти можно.

Подул легкий ветерок. На небе стали проступать звезды. Теперь уже легче. По звездам летчик определил направление, наметил вдали ориентир — высокую сопку — и направился к ней.

В темноте земля кажется ровной, сопки вдали — расплющенными. Вдруг правая нога погрузилась во что-то мягкое, жидкое. Инстинктивно Комлев переступил левой, но и эта нога завязла. Все тело медленно потянуло вниз. Трясина! «Вот и конец! Даже следа не останется от меня! Как все это глупо! Уйти от пули, чтобы захлебнуться в гнилой болотной жиже. Спокойно!» — приказал себе Комлев и замер. Потом лег на живот. Погружение как будто приостановилось. Он выбросил палку вперед и потянул на себя. Палка подалась свободно. Но он продолжал орудовать палкой, пока она не зацепилась суком за твердый грунт. Комлев начал вылезать из трясины. Сантиметр... еще сантиметр... еще... Левая рука дотянулась до кочки. Наконец-то!

Выбравшись на твердую почву, он пошел прочь от этого страшного места. Порой, теряя сознание, падал на камни. Тело ныло от усталости, болела нога, но он шел и шел, не зная куда — навстречу ли новой опасности или к своему спасению. Много времени прошло, пока взобрался на вершину сопки. Там лежал большой камень. Одна сторона его обрывалась стеной. Здесь, за ветром, летчик решил сделать привал и в изнеможении опустился на землю. Вынул из кармана маленькую коробочку. В ней было шесть витаминных конфет. Хотел одну положить в рот, но сдержался: еще неизвестно, что впереди.