Павел Кочегин - В небе полярных зорь

Пошел мелкий, моросящий дождь. И без того мокрая одежда на этот раз промокла до нитки. Потянуло ко сну. «Не спать, не спать!» — командовал себе Комлев. Но веки смыкались. На минуту забылся и явственно услышал лязг гусениц танков и ясный русский говор: «Он здесь, он должен быть где-то здесь!»

Быстро вскочил, но кругом было тихо. Дождь прекратился, зато крепче ощущался холод. Куртка и брюки обмерзли, стали твердыми, словно футляр.

«Эх, ясное море! Чуть не уснул. Так можно и замерзнуть», — ругал себя Комлев, разминая одеревеневшие члены.

Сквозь частокол соснового леса проглянула холодная луна. Опираясь на палку, Комлев пошел на восток.

Наступил рассвет. Поднялось позднее осеннее солнце. Комлев сел на ствол поваленного бурей дерева. Снова посмотрел на свои продовольственные запасы. По три конфеты в день — на двое суток хватит, по две — на трое. Позавтракал одной конфетой.

Посмотрел на письмо Голубева и с горькой усмешкой подумал: «Когда же теперь доставлю его адресату?».

Виктор Хмара писал простым карандашом, и вода не очень попортила письмо. Комлев разобрал каждое слово. Хмара сообщал, что ему присвоили звание старшего лейтенанта, наградили орденом Красного знамени, что теперь он командует ротой.

Комлев живо представил себе механика, которого на аэродроме почти ежедневно преследовали неудачи. «Где он со своими орлами теперь? Не придет мне на помощь. Слишком далеко я приземлился».

Пригрело солнце. Подперев рукой голову, летчик задумался. С досадой он вспомнил свои ошибки во вчерашнем бою. Зачем надо было после боя выходить из облачности! Зачем?

Утреннюю тишину нарушило гудение моторов немецких самолетов. На небольшой высоте они пролетели над Комлевым. Но вот он услышал другой, знакомый гул. Это в безоблачной выси шли свои. Радостно забилось сердце. Он встал и снова побрел.

Три дня и три ночи то шел, то полз Комлев, под дождем, под снегом. Питался ягодами. Однажды на пути встретился сохатый. Пока Комлев раздумывал, убить его или нет, лось спокойно скрылся в лесу.

Наступила четвертая ночь. Комлев уже не шел, а полз. Впереди открылось большое озеро. На том берегу — родные, русские сопки, там Родина! Опираясь на палку, с трудом встал на ноги. Холодный порывистый ветер пронизывал до костей. По небу, словно сказочные бойцы-великаны в шинелях с рваными полами, бежали тучи. Зарядами валил снег.

— Эх, ясное море, засыплет-заметет! — Комлев поправил на голове подшлемник.

По шоссе промчался автомобиль. Комлев повернул от озера и поковылял к дороге. Еще есть патроны, рука способна нажимать спусковой крючок, а глаза видят цель. Только бы не упасть и не потерять сознание. Уж если смерть, так в бою.

Темная осенняя ночь. Барабанит по крыше дождь, плачут окна. В доме почти все спят. На коленях, уткнувшись головой в подушку, тихо посапывает Гена. В короткой рубашонке, разбросав руки и ноги, сладко спит Наташа. Глубоко дышит на печи бабушка.

Вывернув фитиль в лампе, Вера Комлева села за Стол проверять ученические тетради. «Чем-то они сегодня порадуют меня», — подумала, беря первую тетрадку из стопки. Она медленно водила над строчками ученической ручкой, со следами детских зубов.

— На Мурманском направлении наша авиация совершила массированный налет на военные объекты противника, — услышала Вера голос диктора и насторожилась. — В ожесточенном воздушном бою наши летчики сбили девять самолетов противника. Один наш самолет не вернулся на свой аэродром.

Сердце тревожно забилось, в глазах зарябило, строчки запрыгали... «Неужели? Нет, нет! Не может быть...»

Вера закрыла глаза, застыла в неподвижности.

«Что же это я расстраиваюсь, ведь истребители не делают налетов на вражеские тылы», — успокаивала она себя.

Открыв глаза, увидела на странице красную кляксу. «Детей ругаю за неряшливость, а сама не лучше», — укорила себя. — У, как сильно разгорелась лампа, совсем не берегу керосин». Убавив свет и придвинув поближе лампу, Вера продолжала работу.

«Ох, уж этот мне Шура, снова ту же ошибку допустил, — поставила на полях галочку. — Нет, он не мог ошибиться. Не первый год летает. Надо с ним дополнительно заняться, у него пробел со второго класса, второй раз эту ошибку делает. Но Шура-то маленький, а Никита взрослый, Никита не мог допустить, чтобы его сбили».

Мысли бежали круговоротом, одна за другой. По телу прошла нервная дрожь, в локтях и под коленками ныло.

«Что же это я, в самом деле?! Взять себя в руки, может быть, он и не летал в этот день, а я, дурочка, не могу уже и тетради проверить».

Вера встала, опираясь на стол и стулья, подошла к кровати и поправила на дочке одеяло, потом вышла на кухню. Умывшись холодной водой и стараясь больше ни о чем не думать, легла в постель, но долго не могла уснуть.

...В легком цветном платье Вера вышла из рощи и подошла к Белому Яру.

Под обрывом тихо течет река, вода такая светлая, такая прозрачная, что виден каждый камушек на дне. В воду смотрятся ветвистые березки. Вдали за рекой раскинулись луга, заросшие кустами тальника. До чего же знакомы эти места! Здесь они с Никитой не раз играли в детстве, играли весело и беззаботно. «Кто это такой?» — подумала Вера, увидев мужчину, поднимавшегося по обрыву. Он цеплялся за ветки, под ногами осыпалась галька и падала в воду. Мужчина срывался, но продолжал карабкаться.

— Никита! — радостно вскрикнула Вера и хотела броситься ему на помощь, но перед самым обрывом ноги подкосились. Вера протянула руки, а он поднял голову и весело ей улыбнулся. Он все ближе и ближе, вот уже готов схватиться за ее руку, но берег осыпается и Никита летит под обрыв...

Обливаясь холодным потом, Вера проснулась. Она быстро скинула с себя одеяло и села на койке.

— Никита, милый, ну почему ты так долго не едешь, почему? — простонала Вера.

У ворот школы Веру встретила девушка-почтальонка и вручила письмо.

— Вот спасибо-то, дай я расцелую тебя, — обрадовалась Вера. — Ну и дуреха, ну и дуреха, услышала вчера по радио, что на севере не вернулся самолет, и всю ночь не спала, — распечатывая конверт, говорила Вера. Читая на ходу, она радостно улыбалась.

Вера повернулась, чтобы пойти домой, сообщить радостную весть свекрови, расцеловать ребятишек, но, взглянув на часы, остановилась. До урока оставалось пять минут. А свекровь уже отвела внуков в садик, сама ушла на ферму. Вера побежала в школу.

— Ты чему улыбаешься?'

— Ой, девчонки, не говорите: едет, Никита домой едет, — схватив в объятия пожилую учительницу и кружа ее на месте, радостно сообщила Вера.

Внезапно нахлынувшее счастье сделало Веру моложе и красивее. Яркий румянец разлился по круглым щекам, черные глаза весело заискрились.