Матэ Залка - Рассказы

— Пойдет!

В ту ночь Адольф долго не возвращался домой — ждал выхода номера.

Старик Краус дрожащим голосом прочел статью соседям. Господин Шольтес просмотрел статью и небрежно заметил:

— Довольно беззубая.

На следующий день главный редактор вызвал к себе заведующего отделом вместе с Адольфом.

— Как можно так писать? — спросил он возмущенно, тыча пальцем в последний номер газеты и механически повторил все упреки, брошенные ему в отделе пропаганды военного министерства.

— О войне можно писать только оптимистически, статьи должны звучать бодро, как дробь маленького барабанщика, ведущего своих товарищей на штурм. Вот какова задача журналиста во время грозных дней войны. Чтобы у меня в газете больше такой пакости не повторялось!

Заведующий отделом начал было: — Мы, социалисты…

— Бросьте, бросьте, мой друг! Против кого вы идете? Партийный комитет решил вопрос. Наконец парламент голосовал, наши голосовали, и германские товарищи подняли руки «за».

— Словом, предали все? — спросил заведующий отделом и побледнел. — Пролетариат — увидите, — пролетариат найдет свои пути без нас.

Адольф стоял перед редактором и дрожал. Он понимал, что господин редактор не спорит с заведующим отделом. У него вдруг заблестели глаза, он вытянулся и спросил:

— Разрешите, господин редактор, я вам принесу завтра свою статью, лично вам… лично принесу, можно?

— Такую, как эта? — спросил главный редактор с брезгливой выпяченной губой.

— Нет, нет, господин редактор, именно такую, как вы говорите… Впечатления маленького барабанщика!

— Принесите, — сказал главный редактор и улыбнулся, — я в этом сейчас нуждаюсь. Наши сотрудники, то есть некоторые из них, никак не хотят понять, что на это время надо отложить в сторону всякую классовую борьбу.

Заведующий отделом молча вышел из кабинета.

Адольф попятился к двери и исчез. Он зашел в кафе, пробрался к самому дальнему столику и, не глядя ни на кого, не поднимая головы, написал подряд три маленькие статьи. В них говорилось о войне: о штыковой атаке, о трусости врага, о благородстве наших солдат, об их героизме.

В одной из них раненый рассказывал о своих легендарных похождениях на фронте, в другой — галицийская беженка говорила о варварстве русских казаков, а третья статья призывала всех, всех идти на фронт, потому что эта война — война за цивилизацию, против диких Балкан, против страшных русских, война всех культурных людей против варварства.

Статьи были горячие. Адольф подписался «Маленький барабанщик» и только тогда придвинул к себе совершенно остывший кофе.

В кафе спорили господа писатели и журналисты. Одни говорили, что о войне надо писать правду, и это будет страшным разоблачением; другие говорили, что вовсе не надо ничего писать; третьи предлагали писать, но с энтузиазмом.

Адольф хитро улыбался. У него в кармане были три статьи, и он в первый раз почувствовал себя выше этих умных людей.

Он прибежал к главному редактору. Главный редактор принял его сейчас же. Он прочел от строки до строки все три статьи, просиял и, встав, протянул Адольфу руку.

— Браво, мой друг, это пойдет. Очень, очень мило, маленький барабанщик! И еще раз браво!

С этого дня фельетоны «Маленького барабанщика» шли подвалами на второй странице. Один был удачнее другого.

Это была щедрая жатва. Адольф преобразился. Он приоделся, во рту заблестели золотые зубы, и на лице утвердилась наглая улыбка. Он ухватился за свою сенсацию и действовал не зевая. Некоторые из испытанных журналистов начали признавать его талант. Другие, скептики, задавали ему ехидные вопросы: «Как вы это делаете, маэстро? Ведь вы еще пороха не нюхали?»

Заведующего отделом на третьей неделе войны мобилизовали — он был запасный пехотный офицер.

А фельетоны «Маленького барабанщика» были наивны. Они не говорили ни о крови, ни о смерти. Они говорили о войне как о блестящем параде и сплошном героизме. Героями были бравые офицеры, проделавшие неслыханные подвиги, «красные дьяволы» (венгерские гусары). В фельетонах рассказывалось о грохочущих пушках, о мерцающих звездах, о буйных ветрах и горящих ночных кострах.

Господин Шольтес страшно обидел дядю Крауса: он назвал Адольфа самым последним подстрекателем, конъюнктурщиком и предателем. Господин Шольтес отказался подписываться дальше на центральный орган партийного комитета и профсоюзов. Но редакция получала письма сотнями. Многие из молодых читателей поздравляли «Маленького барабанщика» и сообщали, что под влиянием его статей они добровольно идут на фронт.

Сами журналисты начали признавать, что о войне надо писать именно так, как пишет «Маленький барабанщик». Некоторые из корреспондентов поехали на фронт, то есть в генштабквартиру и прямо оттуда посылали военные фельетоны своим газетам.

Конечно, эти фельетоны были куда удачнее фельетонов Адольфа. Но «Маленький барабанщик» первым ударил в барабан, и карьера его была сделана.

Сестру Беллу он устроил в кабаре, в хор. Квартиру стариков он обставил новой удобной мебелью, а для себя сиял номер в гостинице. Все шло своим чередом. Но не успела еще схлынуть первая волна войны, как «Маленького барабанщика» настиг розовый мобилизационный листок. Журналист не испугался — ведь он с самого детства страдал грыжей, он близорукий, маленького роста, хиленький, и, кроме того, он же «Маленький барабанщик». Он даже не поверил, когда врач сказал: «Годен».

«Нет это не про меня сказал врач «годен», — подумал он. Но врач сказал именно про него.

В редакции сотрудники издевательски переглядывались за его спиной. Но господин главный редактор позвонил в партийный комитет. Он очень тепло отзывался об Адольфе, он сказал, что как работник Адольф незаменим. Там кто-то из влиятельных пообещал посодействовать. Ходатайство было написано прямо в министерство.

Но пока что «Маленький барабанщик» вынужден был идти в казармы. Он и раньше здесь бывал, только не по этому делу. Перед цейхгаузом стояла очередь новобранцев. Он стоял перед каптенармусом, который кидал в его объятия старую шинель, латаные штаны, просаленную гимнастерку, дырявые бутсы. Тут разговор был короток.

Что было более жестким — обращение унтер-офицеров, хлеб или койка — неизвестно. Что было тяжелей — винтовка, бутсы или сердце «Маленького барабанщика» — трудно сказать.

Какие глупые солдатские песни: «Веселенькая жизнь у солдата…» Жалованье ровно шесть копеек. А дни бежали, и недели шли за неделями. «Маленький барабанщик» научился поворотам, отдавал образцово честь, разбирал винтовку и обращался с ней уверенно. Из министерства все еще не было ответа.

По утрам его будила труба, вечером укладывала труба. Кости его пыли, голова кружилась. Шагать, шагать — раз-два, раз-два. Рассыпаться в цепь, ложиться, вставать, ложиться, прятать голову. На учебном плацу пыль, дым, пот.