Анатолий Злобин - Бонжур, Антуан!

Голос фрау Шуман вывел меня из задумчивости.

— Мсье де ла Гранж просит обратить внимание на то, что эти кресты образуют в плане тоже крест. Если вы посмотрите на это поле с самолёта…

— Сколько же здесь крестов?

— Четыреста шестьдесят два, — ответил президент. — Америка — богатая страна, — продолжал он с грустной улыбкой. — Только в одной маленькой Бельгии американцы воздвигли шесть мемориалов и монументов в память своих солдат. А у бельгийского правительства нет средств на монументы, мы вынуждены обходиться собственными силами. Американцы же могут позволить себе не только пышность, но и торжественность. Обратите внимание на акустику этого памятника…

Мы уже входили внутрь куба, шаги наши гулко отпечатывались под сводами. Поль Батист перешёл на полушёпот, но голос многократно усилился, отозвался под потолком, вернулся к нам и снова повторился: а-аа-ааа, — затихало и растягивалось эхо.

— Это голоса мёртвых, — шептал президент. — Они переговариваются между собой и напоминают нам о прошлом.

— О-оо-ооо, — отзывался потолок, с каждым разом все тише и тоскливее.

— Да, — сказал я, когда мы вышли на свежий воздух и президент спросил, каково моё впечатление о монументе. — Величественно и впечатлительно, только я не думаю, что монумент Неизвестному партизану хуже. Скромнее — да, но не хуже.

— Наши монументы скромнее, вы правы, — согласился он, — но в них вложено больше сердечности.

Теперь самый раз подступиться к прежнему разговору, который уже прерывался дважды.

— Ваша задача неизмеримо сложней, но и почётней, — начал я. — Какое щедрое сердце надо иметь, чтобы с такой неутомимостью служить своему делу! Вы человек с щедрым сердцем, мсье президент!

Фрау Шуман перевела. Президент был растроган.

— Я только исполняю свой долг, — говорил он, ласково поглаживая руль. — У меня активные помощники, без них я ничего бы не сделал.

— Нет, нет, не пытайтесь разубедить меня, — продолжал я. — Это же невозможно представить: найти живого свидетеля после того, как не осталось никаких следов. И сколько лет прошло. Нет, тут не активные помощники, тут мало одного щедрого сердца, тут нужен аналитический ум.

И он не устоял:

— О, пока что мы узнали очень и очень мало. Этот человек живёт в Льеже, но адрес его неизвестен. Возможно, и имя сейчас у него другое. Но нам почти точно удалось установить, что он имел какое-то отношение к группе «Кабан», вероятно, даже входил в неё. Но участвовал ли он в последнем бою на мосту? Этого мы ещё не знаем.

— Кто же он?

— Его зовут Матье Ру. Во всяком случае, так звали тогда.

В точку угодил президент Поль Батист. M и R — вот он где оказался. Он входил в группу и остался в живых. И когда мы встретимся, Матье Ру, я задам тебе мой вопрос. Но спокойно, спокойно, держи правильный курс, штурман. На белом могильном камне появилось первое имя. А мы ещё до Льежа не доехали.

— Удивительное совпадение, — сказал я с улыбкой. — Примерно так я и думал, мсье президент. Посмотрите-ка на этот предмет, который мы нашли в хижине «кабанов», — я достал из папки нож и протянул его через сиденье президенту. — Что вы на это скажете?

Президент принял нож и замедлил ход, прижавшись к обочине. Он даже перчатки снял, разглядывая нож и крутя его в пальцах.

— Мне кажется, я где-то видел точно такой же нож. — Он задумался. — И совсем недавно. Буквально этим летом. Точно такой же рисунок. Я вообще питаю слабость к монограммам.

— В чьём-то доме, это же личная монограмма, — подсказал я.

— Среди моих знакомых нет никого с такими инициалами, — продолжал он задумчиво. — Впрочем, наше с вами предположение может оказаться ошибочным. Дело в том, что фамилия Ру могла служить и кличкой, так как Ру по-русски означает «рыжий».

— Вот найдём его и спросим: узнает ли он свой нож? Может, даже сегодня? — Я потянулся к ножу. — Возможно, он не такой рыжий, каким хочет казаться.

Президент засмеялся:

— Не торопитесь, мой юный друг, мы обещали навести окончательные справки только к воскресенью. А сегодня у нас и без того насыщенная программа. Сегодня мы предаёмся удовольствиям. Но, я надеюсь, мы всё-таки найдём мсье Ру, и он расскажет о последних неделях и днях жизни вашего отца.

— За этим я и прилетел.

— О да, — отозвался он, трогая машину. — Прекрасно понимаю ваши чувства и готов оказать вам всяческое содействие.

— Идите сюда, мой юный друг. Отсюда особенно хорошо открывается вид на Маас, а вам за кустами его не видно. Река как бы лежит в основании всей величественной картины.

— Да, да, мсье президент.

— Я предлагаю сфотографироваться на фоне этой замечательной панорамы. Человек, а за ним огромный город, это весьма символично, не правда ли? Я расскажу вам, что перед нами.

— Да, да, мсье…

Льеж раскинулся у моих ног, но это я коленопреклоненно припадал к его камням и плитам. Я прилетел сюда с лёгким сердцем в надежде обрести покой, а вместо этого нашёл тревогу. Я не искал её, она сама явилась и потребовала: «Узнай и отомсти!» Кто ныне ответит тревоге моей, чтобы унять её и развеять? Я переглядываюсь с мерцающим окном под дальней крышей, обращаюсь к древнему собору, который видел и знает все, пытаю ответ под быстрым колесом, бегущим по мосту, пронизываю взглядом теснину улицы, ловлю гудок медлительного буксира.

— На первом плане перед нами мост Святого Леопольда, за ним мост де Зарж… — президент Поль Батист добросовестно трудится над каменной книгой города, но он не в силах помочь мне сегодня.

Что было на мосту?

Льеж безответно лежал внизу, многолико жил, спешил, тосковал. Он охватывался единым взглядом и распадался на тысячи подробностей. Отовсюду прорастал и вздымался камень: шпили соборов, ажурные бордюры замков, купола церквей, резкие взлёты современных зданий, щетинистые трубы, крутые крыши, эстакады. Камень мостов, площадей, фасадов. Солнце стояло ещё высоко, окна домов слепо темнели, но за каждым была своя жизнь. Ряды, полосы, строчки окон. За которым сейчас Матье Ру? Что он делает сейчас? Бреется ли перед зеркалом или обедает на крыше ресторана, а может быть, надевает свежую рубаху или едет в машине по мосту; взял трубку телефона, трясётся в трамвае, стоит в соборе перед алтарём. Не исключено, что он подошёл к окну или свернул на набережную, привычно глянул из машины на холм со старой цитаделью, наши взгляды перекрестились на миг, но мы даже не увидели друг друга.

Он там, но нет его…

— Теперь, когда мы полюбовались этой великолепной панорамой, нам предстоит осмотреть цитадель. Эта старая крепость основана в семнадцатом веке, чтобы защищать город от врагов. Во время войны в цитадели томились политические узники, сейчас мы пройдём к стене, где немцы расстреливали свои жертвы.