Митри Кибек - Герои без вести не пропадают

Следователь сжал зубы. Видно, готов был растерзать девушку, но не мог; в кабинете была сестра его начальника. Он вытащил из кармана носовой платок, вытер с лица плевок, после чего вызвал надзирателя.

— В карцер! — крикнул он. — На три дня. Без воды, без еды и без сна. Жалоб не принимать! На вызовы не отвечать!..

Эльзе стало дурно. Прибежала Берта и отвела ее в спальню. Там она повалилась на кровать и весь день проплакала. Тогда-то она и задумала отомстить «бешеным собакам», как назвала та арестантка Альтауса и других абверовцев. И она написала картину, изобразив допрос пленной партизанки следователем абвера. Измученная пытками, но гордая партизанка стояла перед майором, гневно потрясая кандалами. Следователь же, хотя с виду и смахивал на сильного, откормленного жеребца, сидел жалкий и пришибленный, стыдливо пряча глаза, вытирая лицо платком.

Полковник Планк долго стоял перед картиной сестры.

— Что он делает? — спросил он наконец, показывая на майора, чье сходство с Альтаусом было поразительным.

— Стирает с лица плевок партизанки, — ответила сестра, усмехаясь.

— И как ты думаешь назвать картину?

— Как ты заказывал: «Рыцари невидимого фронта».

— Я бы назвал ее «Позорное поражение на невидимом фронте». Знаешь что, милая сестра, сожги-ка ты ее пока не поздно. Если увидит Альтаус, тут же донесет на тебя в гестапо. А там шутить не любят, — посоветовал сестре полковник Планк…

Теперь, когда неизвестные эсэсовцы арестовали их, Эльза сразу вспомнила историю с этой картиной. «Проклятие! Не иначе как кто-то донес на нас в гестапо, — с возмущением думала она. — И я тоже хороша. Вместо того чтобы послушаться совета брата и тут же уничтожить картину, оставила ее в своей комнате. И надо же быть такой беспечной! Ведь знала, что вокруг одни шпионы и доносчики! Что же мне придумать в свое оправдание?»

Но не успела Эльза что-нибудь решить, как автомашина, круто свернув с шоссе, помчалась по еле заметной лесной дорожке. Это уже было совсем непонятно. Хотя Эльза плохо разбиралась в военных делах, она знала, что такие организации, как гестапо, в лесах не размещаются. «Что же это такое? недоумевала она. — Уж не хотят ли они завезти нас в лес и надругаться?»

Тем временем дорога кончилась, и машина некоторое время двигалась по лесу, лавируя между огромными стволами деревьев, а потом остановилась.

— Дальше немножко пройдем пешком, — объявил Конрад. — Вам это будет не совсем удобно. Прошу извинить!

Идти по густому лесу, заросшему кустарником, действительно оказалось делом нелегким для женщин, у которых на ногах были только пляжные туфельки. В этот день они впервые испытали силу комариных укусов, узнали, что такое обжечься крапивой и как больно впиваются в тело шипы обыкновенной ежевики. Наконец все остановились на довольно крутом берегу реки.

— Думаю, вам никогда не приходилось кататься на лодке по такой бурной реке, — сказал Кальтенберг, показывая на мутную бурлящую воду. — Острое ощущение! Предупреждаю по-дружески; когда сидите в лодке, не вздумайте вставать или даже шевелиться. Лодка легко теряет равновесие и переворачивается, а спасать утопающих — занятие не из приятных.

С этими словами Конрад вывел своих «гостей» на песчаную отмель. Скоро от того берега отчалила узкая длинная лодка и минут через десять причалила к песчаной косе. Лодочник в форменной одежде лесника выпрыгнул на землю, втащил лодку на песок и пригласил женщин садиться. Те молча уселись. После этого лодочник столкнул лодку в воду, потом трое мужчин — Кальтенберг с автоматчиком и лодочник — вскочили в лодку и с бешеной скоростью понеслись по течению. Перепуганные женщины сидели как прикованные. К счастью, путешествие по воде тоже закончилось благополучно. Скоро лодка зашла в тихую заводь, и мужчины перенесли женщин на берег, а человек в форменной одежде лесника, попрощавшись с Конрадом и его автоматчиком, с трудом поплыл на своей лодке вверх по течению. Когда он скрылся за ближайшим поворотом, Кальтенберг громко два раза свистнул. Вскоре прибежал еще один молодой человек в форме эсэсмана. Он доложил, что по неизвестной причине подвода еще не прибыла, и пригласил всех к себе.

— А покушать найдется? — спросил Кальтенберг.

— Могу приготовить уху из свежей рыбы, — ответил эсэсман.

— Прекрасно! — ободрил Конрад. — Конечно, мои да мы не привыкли есть из солдатского котелка, но это все — таки лучше, чем ничего. Пойдемте!

Они прошли по тропиночке шагов сто и оказались возле небольшой землянки. Хозяин землянки сначала угостил их рыбацкой ухой, потом два раза подносил горячий чай, густо заваренный свежими цветами зверобоя. Только когда солнце скрылось за горами, прибыла пароконная повозка. Кальтенберг не стал допытываться у ездового, почему тот опоздал, а велел поскорее нарвать травы, положить ее на дно, накрыть сверху плащ-палаткой и посадил женщин.

— Дальше вам придется ехать по чужим владениям. По правилам войны противникам в таких случаях завязывают глаза. Вот вам платки. Завяжите глаза сами, но как следует. Имейте в виду, всякая попытка подглядеть пресекается самым решительным образом…

Эльзе все это казалось увлекательным приключением. Она вспомнила, как в старинных книгах описывались романтические похождения разбойников, похищавших девиц из благородных семейств и увозивших их в дремучие леса. «Нас тоже похитили! — думала она. — Разбойники, как и полагается, теперь могут разъезжать только в форме эсэсовцев. Их атаман в мундире гауптштурмфюрера. Это несомненно храбрый, умный и обходительный человек… Как интересно!»

Однообразно поскрипывала повозка, храпели лошади, щелкала плеть, посвистывал возница… Эльза давно уже потеряла представление о времени. Ей казалось, что они едут всю ночь, а то, что ночь настала, она не сомневалась, ибо стало совсем свежо, и она так продрогла, что начала стучать зубами. В это время кто-то осторожно накинул ей на плечи китель, она коснулась рукой офицерского погона и, снова вспомнив о романтических разбойниках, улыбнулась.

Девушка чувствовала, что за ней наблюдают, иначе не заметили бы, как она озябла, и не накинули бы китель. А теперь стало приятно и тепло. Кто-то заботится о ней! Ей хотелось выразить свою благодарность, но она не знала, как это сделать. Постепенно она успокоилась, и ее начало клонить ко сну.

— Тпру! — неожиданно остановил возница лошадей.

— Приехали! — послышался голос офицера. — Можете снять повязки!

Женщины быстро сбросили с глаз повязки. Оказывается, повозка остановилась перед одиноким деревянным домиком в глухом лесу. Свет луны, с трудом пробиваясь сквозь густые кроны многовековых дубов, еле освещал вход в старенькую избушку, заваленную разбитыми ульями. Тут же валялись рамы с сотами.