Сергей Андрианов - Пилоты грустят до старта

— Товарищ командир, сегодня Пушкареву лететь нецелесообразно. Не готов он, и все!

Зварыгин неожиданно улыбнулся. В эту минуту Орлов ему явно нравился. Не посчитался с самолюбием, пришел. Значит, понял комэска. Вот и вся развязка прошлого разговора. Да оно, собственно, так и должно быть. Другого от него Зварыгин не ожидал. С Орловым ему было всегда легко и просто, командир звена быстро подхватывал его идеи, был ему надежной опорой в делах эскадрильи и самозабвенно летал.

— Вот видишь, все решилось само собой, и копья скрещивать ни к чему, жизнь, она мудрее нас. В ней, как в таблице Менделеева, каждому элементу свое место, — сказал Зварыгин и качнулся, приподнимаясь на носки. Так он всегда делал, когда был чем-то особенно удовлетворен. — Все, не полетит Пушкарев, — подвел Зварыгин черту. — И хватит об этом… Теперь каждый из нас должен обратить взор к «Зениту». Летчиков надо подобрать и личному составу подтянуться по всем параметрам.

Орлов был задет за живое, он готов был крикнуть: «Ничего не решилось! Ничего не решилось!» Но Зварыгин уже смотрел куда-то вдаль, отрешенно думал о чем-то своем. Тут уж не заикайся: в камень стрелять — только стрелы терять. И Орлов упрямо и с каким-то злым усердием ответил Зварыгину:

— Подберем летчиков! Найдем!

Только он имел в виду не обещанных зубров, а своего Пушкарева.

У самолета Орлов встретился с тяжелым, осуждающим взглядом Широбокова. Летчика как подменили: насупился, молчит, а посмотрит в глаза, все равно что пронзит насквозь.

— Ты чего хмурый?

— Сосредоточиваюсь… Вместо Пушкарева готовлюсь, — небрежно и даже язвительно ответил Широбоков, не спуская колючих глаз с командира звена.

— Сосредоточивайся. Полезно! — сухо бросил Орлов, проходя мимо и ища глазами Пушкарева. — Летишь ты не вместо Пушкарева, а как запланировано, только время сдвинулось. — Орлов не мог забыть вчерашние выходки Широбокова. А тут еще с какими-то причудами, недовольный чем-то. И он уже издалека добавил: — А вообще, после полета поговорим.

— Как прикажете, товарищ командир, — выражая готовность к разговору, живо отозвался летчик.

Широбоков выполнил задание успешно. Он верен своему принципу: полет — его работа, а работать надо всегда хорошо. И он не стал ждать, когда позовет командир звена, не в его это натуре, сам подошел к Орлову. Вид у Широбокова независимый, голос настойчивый, даже чуть-чуть вызывающий, упрямый.

— Командир, наказывай, если в чем виноват.

Орлов ответил летчику твердо, но дал понять, что готов поговорить с ним по душам:

— Нет, что ли, скажешь?.. Нагородил вчера черт знает что… А парня поддержать надо… Твои же слова: женитьба — дело серьезное.

Широбоков о вчерашнем вечере и думать не думал. Его занимало теперь неожиданное отстранение Пушкарева от полетов, и он не был настроен ни на какие другие разговоры, потому что действий командира звена не одобрял. Широбоков вообще не одобрял позицию, какую занял Орлов с приходом в эскадрилью майора Зварыгина. Был командир как командир, все шло как надо, все летали, молодые росли, крепли, а теперь пошли с каким-то креном. Разговору, шуму, не успеет комэск высказаться, а Орлов вслед за ним. И все повторяет, призывает. А крен все глубже, глубже. До чего теперь дошло: Пушкарева к полету не допустили! Вот уж чего в звене никогда не было. Широбоков скривился, качнул головой и с досадой протянул:

— А-а… командир, в этом ли дело? Посмеялись и за-были.

Орлов не мог простить Широбокову, он кадило раздул… Если бы не он, Пушкарев не крутил бы «бочки», не метался бы, как в бреду. Но его удивила и реакция Широбокова.

— Пушкарева с собой не равняй. Тебе все трын-трава, потравить баланду, как свежим воздухом подышать.

— Он в авиации служит, и пусть свой ум навостряет на полеты, а не на каких-нибудь там зазнобушек… Уж если на то пошло, любовь не нуждается в чьей-то помощи, у нее свои крылья.

— Но ты не подрезай их, не лезь в чужую душу. И брось свою холостяцкую теорию.

— Теорию бросить можно, а вот как быть с практикой?

— С какой практикой?

— Ас такой — Пушкареву сегодня не дали летать…

Орлов остановился, устремив на Широбокова немигающие глаза. Он терялся в догадках: почему Широбоков перестал его понимать? Ищет виноватых, все валит с больной головы на здоровую… Вот и поговорили по душам. У Орлова уже не было никакого желания продолжать с ним разговор. Пусть немножко уймется, станет самим собой, а не притворой, каким Орлов раньше даже представить его не мог. Однако намерения Орлова вдруг разрушил сам Широбоков. Он уже не хотел уходить просто так, его встречное желание поговорить по душам оказалось сильнее, и началось с того, что, взрывая обстоятельства, он неожиданно совсем незаслуженно бросил упрек Орлову:

— А впрочем, что тебе Пушкарев?! Все идет по плану. Почва готовится основательно…

Орлова будто током ударило.

— Ты о чем, Володя? Какая почва?

— О чем? Какая? Не видно, что ли?!

— Не понимаю тебя.

— Поясню, командир, поясню. Наберись терпения, выслушай. Не кажется ли тебе, что с некоторых пор в эскадрилье летают одни и те же летчики? За их счет и планы, и налет, и безаварийность. А другие лишь подлетывают, уровень свой поддерживают. Я не жалуюсь, но и о себе скажу: сделаю три посадочки и хожу в победителях, видите ли, подтвердил класс… Но для истребителя это же только прелюдия, командир, Прелюдия… Ты же лучше меня это понимаешь…

Излагая и отстаивая свою точку зрения на сложившееся положение в звене и эскадрилье, Широбоков старался придать образность своим словам. Но, несмотря на это, слова летчика тут же тускнели и теряли звучность под действием встречных готовых формулировок и фраз, над которыми Орлов не задумывался и в правоте которых не сомневался: «Да, летают… но все же планируется, утверждается… И если он летит, значит, так надо…» Сам Орлов давно взял за правило в учебе на шаг-два идти впереди своих подчиненных. Он всегда может сказать летчику, что его ждет завтра, в очередном полете, и к чему надо готовить себя. Так он будет делать всегда, пока будет командиром. А еще в нем стояла, звенела и резала ухо до боли обидная фраза, на которую он ждет и никак не дождется обещанных Широбоковым пояснений: «А что тебе Пушкарев?!» Кто-кто, а он, командир звена, знает, что для него Пушкарев и что для него каждый летчик в звене…

— Слушай, Широбоков, — не выдержал наконец Орлов, — о каком ты плане заикнулся, о какой почве, и при чем тут Пушкарев? Откуда мешанина такая взялась?

Широбоков вздохнул:

— Командир, все по порядочку. Вызвал на мужской разговор — слушай. В командирские функции я не лезу, говорю как летчик… Так вот какие у нас художества творятся: одни летают, а других тем временем потихонечку убирают. Малкина уже «выдвинули», дошла очередь до Пушкарева: «Не полетишь!» Вот я и говорю: все по плану, почва готовится основательная… А подумать, что получается: фальшивые мазки на холсте. Вот видишь, даже художника вспомнили.