Сергей Андрианов - Пилоты грустят до старта

— Слышали? Пушкареву небо с овчинку стало, — безобидно сказал Орлов. Ему нравилось настроение летчика.

У Пушкарева просияло лицо, и он живо согласился с Орловым:

— Точно, командир, тесновато…

Орлов было махнул рукой, но тут в его душу закралось сомнение: может, Зварыгин переговорил и с Пушкаревым, пока он был в отъезде? Вот пилот и радуется предстоящему повышению. Но эту мысль Орлов тут же отбросил. Случись такое, Пушкарев давно бы ему доложил.

— Чего туман напускаешь?.. Что у тебя сегодня за настроение?

Пушкарев переступил с ноги на ногу, чуть согнулся, будто врос в землю, и робко сказал:

— Невеста ко мне едет, товарищ капитан. Вот телеграмма…

Орлов сдвинул брови, насупился и каким-то не своим, низким голосом переспросил: — Что?!

Костиков отчаянно хлопнул по коленям руками, все равно что собрался плясать цыганочку:

— Ура! Нашего полку прибыло! Командир, вот почему ему неба не хватает.

Широбоков, словно от горькой пилюли, скривил лицо и хрипловато перебил Костикова:

— Другу — хомут, на шею, а ты радуешься. До женитьбы ли ему сейчас?

Командир звена взял телеграмму и осуждающе посмотрел на Широбокова. Тот сразу стих. Орлов читал текст намеренно долго, явно выигрывая время и соображая, что сказать Пушкареву. Придавая лицу безразличное выражение, думал: какие сейчас могут быть невесты?! Невесты, жены… Они всю жизнь приезжали, одни сами, других привозили. Тут ничего нового. А Пушкареву летать надо! Или невдомек, что от этих полетов судьба зависит? Она такой может выкинуть фортель — век помнить будешь.

Орлов собрался все это высказать, но, возвращая телеграмму, поднял голову и не узнал летчика: мрачный, словно упала на него тень. Тут Орлов спохватился, почувствовал несправедливость со своей стороны к Пушкареву. Разве летчик таких ждал от него слов? Но что поделаешь, если они не уходили, эти первые, пришедшие к нему слова, потому что не уходила и их породившая причина. У Орлова одно было на уме: Пушкарев должен уже здесь показать майору Зварыгину, на что он способен. Все остальное проходило как бы мимо его внимания, даже такое событие, как приезд возлюбленной. Спохватившись и перебарывая себя, Орлов как-то сухо, дежурно сказал:

— Что ж, поздравляю, Пушкарев. Готовь невесте подарок.

Костиков немедленно подхватил идею командира и… завелся:

— Алексей, раньше в таких случаях «мертвые петли» крутили. Прямо перед глазами невесты. Чтобы видела летуна в деле.

Широбоков укоризненно мотнул головой:

— То было на заре авиации. Сейчас не та эпоха, не тот отрезок времени, как говорил великий комбинатор Остап Бендер. А этот сокол за два звука ходит. Земля дрожит, стекла вылетают от динамических ударов, а ты — «мертвые петли» перед женским взором… Это же — прощай крылья.

— Но авиация-то существует, и невесты на земле не перевелись, — настаивал Костиков, ничуть не смущаясь заявлением своего ведущего и посматривая на Орлова. — Почему бы пилоту не порезвиться, если, конечно, командир возражать не будет?

Орлов хитровато улыбнулся:

— А вообще-то можно, Широбоков. Можно!

— Гусарское ухарство на наших молниях?! — удивился Широбоков.

— А чего ж… — продолжал Орлов, излагая неожиданно пришедшую к нему мысль, открыто и прямо выражавшую главную его заботу. — Конечно можно! Пролети, чтобы замерли стрелки на циферблатах. Отклонений ни на градус, ни на секунду. Появись, где тебя не ждут. Перегрузку создай — не под силу противнику — и срази его. Потом посади самолет, где тебе прикажут, и снова взлети, и завали другую цель.

Костиков развел руками:

— Ничего себе «ухарство»… Целая академия!

— А ты думал как?! — воскликнул Широбоков, довольный неожиданным поворотом разговора. В его духе, круто завиражил командир. Тут он с ним целиком согласен. — Вот так, Алексей, работать надо, мозгами шевелить… А телеграммки что: сегодня одна, завтра другая… Иные слова, иной мотив… А вот задание выполнить обязан, несмотря ни на что…

Пушкарев сдержанно улыбнулся. Он ощущал перед товарищами какую-то неловкость, сожалел, что рассказал о телеграмме, и ему захотелось побыть одному.

Жара спадала медленно, в отстоявшейся тишине пряно пахло засохшими травами. Темнота подступала быстро, не заметил, как небо сделалось черным и над головой остро замерцали высокие звезды, будто кто расшуровал костер. Пушкарев вспомнил курсантский аэродром, первую встречу с Мариной и тот тихий летний вечер, когда они последний раз гуляли в степи. И нынче безоблачно, как и тогда было. Опять Млечный Путь золотисто перепоясал небосвод, отчетливо выделяются и приветливо мигают знакомые созвездия. Только они теперь чуть повыше, чем были тогда. Высоко забралась Полярная звезда, Вега — над самой головой, и пояс Ориона поднялся над горизонтом.

У Пушкарева было хорошее настроение. Он уже не тужил, что рассказал ребятам о телеграмме. Ему было приятно: друзья говорили о Марине, даже о подарке напомнили. Что ж, не только теперь, а и всю жизнь он будет дарить Марине солнце, облака, дугу-радугу, мерцание далеких звезд. Он подарит ей самое дорогое, что есть на свете, — чистое небо, чтобы Марина не пугалась, как тогда в степи. «Какое оно, военное небо? Наверное, страшное?» Не забыл Пушкарев эти ее слова. Небо — его стихия, его жизнь, его судьба. Он будет подниматься туда на крыльях и находиться на посту у этого синего чуда ради их жизни, ради их счастья.

Перед гостиничным домиком стояла беседка. Посреди вкопан в землю стабилизатор от бомбы, для окурков, а кругом густая акация. Из летчиков редко кто курил, но посидеть здесь все любили. Зашел сюда и Пушкарев, чуть позже завернули к нему Широбоков и Костиков.

— Что, пилот, думы семейные одолевают? — нарушил тишину Широбоков. — Не вовремя ты все это затеял.

— А когда вовремя? — вступился за друга Костиков. — Сердечные дела не запланируешь, как полеты. Тут все нежданно-негаданно.

Широбоков отмахнулся;

— Жениться — не чихнуть, можно и повременить. Ну что за женитьба, когда ни кола ни двора. Один хлипкий чемоданчик, а квартира — небом крыта, ветром огорожена. Медовый месяц у такого молодожена уходит на беготню: где бы комнатку подыскать, кроватку раздобыть… Начинать семейную жизнь надо с родного угла. Обзавестись хозяйством, а уж потом звать подругу.

— Пока гнездышко совьешь, разберут всех красавиц, — тихо заметил Костиков.

Эти слова покоробили Широбокова — в его огород камешки, но он не подал виду и только досадливо закачал головой:

— Эх, женатик, женатик, простой житейской истины не знаешь. Скажи, откуда красавицы берутся?

Костиков не поймет, почему Широбоков нападает на Пушкарева, поперек ему становится. Не украл же Алексей у него Марину. Широбокову только начать, а там пойдет ворошить, вспомнит не только невест и сватов, а и до тещи доберется. И он почувствовал: надо и самому защищаться.