Михаил Ильин - Ради жизни на земле-86 (сборник)

Ахмед лениво постучал локтем в тонкую перегородку.

— Бурхан, — позвал тихим голосом.

В комнату просунулось сморщенное, как печеное яблоко, лицо Абдуллы.

«О, аллах, кто из нечестивых дал этому уроду такое благородное имя», — пробормотал про себя бывший дуканщик.

— Бурхана нет, — хриплым голосом сообщил Абдулла. — Он ведь еще не вернулся.

— Ах да, — кивнул Ахмед, вспомнив, что послал того в кишлак на встречу с верным человеком.

…Бурхан вернулся почти через час. Едва взглянув на него, Ахмед понял: что-то случилось.

— Выследили?! — бросился навстречу.

Бурхан в ответ покачал головой, сделал обиженное лицо: мол, его — и выследить? Такого еще никто не помнит.

— Тогда не тяни, рассказывай, — прикрикнул Ахмед. — Видать, пожар много наделал шуму?

— Ваш родственник говорит, что много, — не скрывая волнения, ответил Бурхан.

— Мой родственник, — скривился Ахмед. — Он такой же мой, как и твой. За деньги можно и с самим аллахом породниться. Чем больше платишь, тем больше узнаешь. Что же ты мне скажешь наконец?

— В кишлаке лучше не появляться. Вчера после похорон не только мужчинам, но и подросткам выдали оружие. Всех незнакомых обыскивают…

— Каких похорон? — с удивлением перебил его Ахмед.

— Разве я не сказал? — спохватился Бурхан. — Когда загорелась школа и люди бросились ее тушить, то несколько человек подорвалось на минах. Одного, начальника отряда местной самообороны, удалось спасти, а двоих нет.

— Мины?! — не веря услышанному, переспросил Ахмед. — Откуда они взялись?

— Думаете, я знаю? — растерянно пожал плечами Бурхан. — Главное, кто и когда их устанавливал? Ведь я поджег школу уже на рассвете. И никого не видел.

Бурхан задумался.

— Значит, их установили раньше. Еще до моего прихода, — произнес он тихо. — И я, не зная об этом, был там, ходил вокруг школы. И тоже мог подорваться! — Представив, что могло с ним случиться, Бурхан схватился за голову. — Аллах всемогущий, это ты отвел от меня беду. Только ты…

Не глядя на причитающего Бурхана, Ахмед присел на пол. «Уходить. Как можно быстрее уходить. Сегодня же ночью. Едва стемнеет», — билось в его голове.

Ахмед прекрасно сознавал, что значит появление в кишлаке мин. Если пожар можно еще объяснить чьей-то ненавистью, вспышкой злобы, то минирование — след банды, результат спланированной операции. А значит, банда или ее часть находится в кишлаке, ведь подходы к селению тщательно перекрыты. И теперь все будет брошено на ее поиск. От этих мыслей Ахмеда прошиб холодный пот. Он твердо знал, что оставаться в кишлаке — все равно, что подписать себе смертный приговор.

— Сегодня уходим. Как стемнеет — в путь, — жестко приказал он.

— А как же этот? — спросил Абдулла и от волнения забыл имя. — Кадыр?

— Будь он проклят, — зло прошипел Ахмед. — Чувствую, мины — его работа. Только не пойму, зачем он это сделал?

— Товарищ старший лейтенант, разрешите вопрос?

— Разрешаю, — ответил Акрамов, не поднимая головы. Все его внимание было сосредоточено на сапогах. Усеянные плотной серой пылью, они почти сутки не встречались с сапожной щеткой.

— Я вот о чем хотел вас спросить… — задумчиво произнес солдат.

Наби понимал, что рядовому Белявскому скучно, что ему хочется поговорить. Были бы сослуживцы — совсем другое дело. Но товарищи сейчас далеко, занимаются боевой учебой, а ему приходится мерять шагами землю вдоль палаток, нести службу дневального. Задача тоже боевая, ответственная, но разве она для Белявского. Ему подавай настоящее, горячее дело. А тут… Аккуратные красные дорожки, молчаливые палатки и звонкая тишина над брезентовым городком, от которой как-то не по себе. И один на один со своими мыслями. Белявский давно уже все повспоминал: и дом родной, и отца с матерью, Светку с соседней улицы, от которой долго нет писем, тот бой у Черного ущелья, как спасали колонну с горючим. Кажется, и прожил всего-то девятнадцать лет, а ведь есть что вспомнить. Хотя одними воспоминаниями сыт не будешь, службу не отгонишь. Главное, живое, непосредственное общение. А где сейчас взять это общение, если из роты осталось несколько человек. И каждый занят своим делом. Хорошо, хоть командир появился в расположении. Срочно к комбату вызвали. Можно парой слов перекинуться. Командир у них отличный. Не зря комбат без него как без рук. Чуть что ответственное, горячее — сразу к себе вызывает. Вот и сейчас — ведь не для простого разговора вызвал, знать, роте предстоит что-то серьезное. А с виду в нем нет ничего геройского. Невысокого роста, худощав, вот усы решил отпускать. Наверняка для солидности. А зачем ему эта солидность? Все придет с годами. И без нее в роте командира любят. Позови за собой на самое трудное дело — все пойдут за ним. Потому что верят в командира, знают: с ним не пропадешь. Смелости, отваги ему не занимать. Служба это показала…

— Вопрос у меня такой…

Белявский замолчал, внимательно наблюдая, как командир усердно драит сапоги.

Наби про себя усмехнулся. Уж ему-то и не знать Белявского, тянет время, наговориться хочет.

— Поторопитесь, комбат ждет.

— Так вот, я стою и думаю, как нам быть со школой?

— Со школой? — Наби сделал последний взмах щеткой и выпрямился. — Какой школой?

— Ну той, которая сгорела. Школы уже нет, а ребятишки остались. Где им учиться?

Акрамов внимательно оглядел солдата. Такого вопроса он не ожидал.

— Сказать честно, — пожал плечами, — не знаю. Наверное, в кишлаке думают об этом, решают. Обратятся за помощью — поможем.

— Что-то долго решают, — недовольно заметил Белявский. — Может, самим инициативу проявить? Жалко ребятню, как много теряют.

— Хорошо, — кивнул Наби, — я сообщу комбату об этом.

— И правильно сделаете, — ответил солдат. — Что нам на полпути останавливаться? С одной не вышло, другую построим. Уроки мужества будем проводить. «Зарницу» организуем…

— Ну до этого еще далеко, — улыбнулся Акрамов.

…Комбат был не один. Наби это понял, едва подошел к штабной палатке.

— Так что за помощь нас благодарить не стоит, — донесся до него голос Царева. — Это наш долг. Самый что ни на есть долг интернационалистов. Надо — вновь поможем. И хлебом, и рабочими руками. А если придется, то и огнем своего оружия. Ведь задача у нас общая. И цель одна…

Увидев вошедшего Акрамова, комбат смолк.

Наби быстро огляделся. Слева от Царева сидел капитан Сомов — начштаба. Рядом с ним что-то писал Гарник. Чуть в сторонке расположились три афганца.

— Знакомьтесь, товарищи, — сказал Царев, обращаясь к гостям. — Командир роты старший лейтенант Акрамов. Наверняка вы с ним уже встречались. В поле или у арыка, на строительстве школы.

— Точно, встречались, — сказал, приветливо улыбаясь, один из афганцев, и Акрамов узнал в нем Махмуда Бари. — И не раз. Верно, Наби?