Михаил Ильин - Ради жизни на земле-86 (сборник)

— Потягайлов. Где ты? Потягайлов! — громко позвал дежурный наблюдателя.

Но Потягайлов не ответил. Он стал первой жертвой вражеского обстрела.

Черные столбы пыли и дыма вздыбились во дворе заставы и вокруг. Всполохи пожаров взметнулись над ближайшими селами — Скоморохи, Ильковичи, Стенятин.

Взрывом снаряда тряхнуло деревянный домик, в котором жили семьи Лопатина и политрука заставы Гласова. Стекла со звоном посыпались на пол. В разбитые окна вползал приторный запах взрывчатки. Лопатин вскочил с постели, мигом оделся. На секунду остановился на пороге:

— Собирай детей и быстро в блокгауз! — отрывисто бросил жене.

Лейтенант Лопатин и политрук Гласов мигом добежали до заставы. Пограничники, в дыму, в клубах пыли, под разрывами снарядов, по боевому расчету заняли огневые точки в окопах и блокгаузах.

— Быстрей на позиции станковые пулеметы, — торопил бойцов Лопатин. Увидев старшину Клещенко, крикнул: — Боеприпасы из склада — немедленно в блокгаузы и в подвал. Угодит снаряд — взлетит все на воздух.

Прибежал запыхавшийся лейтенант Погорелое, заместитель начальника заставы, живший неподалеку от заставы, в Скоморохах.

— Бери отделение и бегом к железнодорожному мосту, — сдерживая волнение, распорядился Лопатин. — Любой ценой мост удержать! В крайнем случае, — крикнул он уже вслед бежавшему с бойцами Погорелову, — взорвать!

От командирского домика к заставе спешили женщины с детьми. Впереди — жена начальника заставы, Анфиса Алексеевна, в легком ситцевом халатике. Она прижимала к груди крохотного Толю, оглядывалась на свекровь. Та, едва переводя дух, семенила за ней, держа за ручонку трехлетнего Славу. За ними торопилась жена политрука Евдокия Гласова с дочкой Любой. А спустя несколько минут на заставу прибыла и Евдокия Погорелова с дочкой Светланой. Дежурный по заставе Знкин направил женщин и детей в подвал заставы. Холодный, полутемный, с толстыми бетонными стенами, он служил на заставе овощехранилищем. Теперь стал укрытием от фашистских снарядов.

Артиллерийский и минометный обстрел усиливался. Снаряды долбили толстые кирпичные стены казармы. Со звоном сыпались на землю уцелевшие оконные стекла. Красновато-бурая пыль от битого кирпича багровым облаком поднялась над заставой. Во дворе горели склады, баня, конюшня. Пожары охватили и ближайшие села.

Едва умолк грохот последних разрывов, как на лугу поднялись серо-зеленые цепи фашистов. Переправившись через Буг, они начали наступление на заставу. И тут же по траншеям от блокгауза к блокгаузу полетело распоряжение Лопатина: «Огня без команды не открывать!»

Фашисты шли во весь рост: с засученными рукавами, с автоматами наперевес, не маскируясь, открыто, нагло. Думали: «Чего бояться, в Западной Европе брали не только города, но и целые государства».

Когда гитлеровцы приблизились к заставе на двести — триста метров, по ним ударили пулеметы, защелкали винтовочные выстрелы.

Шквальный огонь «Дегтяревых» и «максимов» начисто вырубил первые цепи фашистов. Наступавшие сзади перебежками, ползком продолжали двигаться вперед, но их косили свинцом из первого блокгауза ручные пулеметы Галченкова и Герасимова. С левого фланга длинными очередями поливал гитлеровцев из своего станкача сержант Котов.

Поредевшие цепи залегли, а потом повернули назад. Но меткий огонь пограничников настигал их. Луг перед заставой был усеян трупами фашистов.

Лопатин собрал командиров отделений, поблагодарил за выдержку и умелые действия при отражении первой атаки.

— Берегите боеприпасы. До подхода наших частей придется отбить не одну атаку. Самое трудное впереди. Но я верю в вас, дорогие друзья!

Когда командиры отделений разошлись по своим местам, Лопатин обратился к Гласову:

— Павел Иванович, займись ранеными и посмотри, как там женщины с детьми.

От железнодорожного моста доносились пулеметные очереди, ухали взрывы. Лопатин и Гласов прислушались.

— Погорелов… — первым нарушил молчание политрук. — Трудно, видно, ему там приходится…

— Да, труднее, чем нам, — вымолвил Лопатин, беспокойно глядя в сторону моста. «Сумеет ли Погорелов с горсткой бойцов удержать мост до подхода наших частей?» — это тревожило его не меньше, чем оборона заставы. Но о трагедии, разыгравшейся у железнодорожного моста, о судьбе Погорелова и его товарищей он узнает только к концу дня.

Гласов появился в дверях подвала как всегда спокойный, невозмутимый.

— Ну как там? — Тревожные взгляды женщин впились в него. — Мы уж тут чего только не передумали.

— Отбили атаку фашистов, — облегченно вздохнул политрук. — Ничего, выдержим!

Слова Гласова немного успокоили женщин. Он окинул быстрым взглядом отсек подвала.

— Вот что, дорогие женщины, переносите сюда из казармы матрацы и постели. Устраивайте детей и готовьте место для раненых. — Политрук сделал небольшую паузу. — А чтобы в голову мысли дурные не лезли, берите-ка ящики, распечатывайте их и набивайте патронами диски, ленты. Когда фашисты ринутся в новую атаку, времени у нас на это уже не будет.

Во двор заставы на коне влетел Василий Перепечкин, серый от пыли. Час назад Лопатин послал его в Сокаль за подкреплением.

Не дожидаясь, когда он спешится, Лопатин спросил:

— Ну что, пробился? Будет подкрепление?

— Кругом немцы, — сказал тот, спрыгивая с коня.

— Надо было тебе через Стенятин.

— Там тоже их мотоциклисты, я попробовал по Тартаковскому шоссе, и там… Везде фашисты.

Лопатин и Гласов молча переглянулись. Они поняли, что ждать помощи в ближайшее время неоткуда, нужно держаться своими силами.

К вечеру на заставу из группы Погорелова приполз раненный в ногу и лицо красноармеец Давыдов. Тяжело дыша, сплевывая сгустки крови, он рассказал о том, что случилось у моста.

Более получаса Погорелое с отделением удерживал железнодорожный мост. Пулемётным огнем срезал взвод конницы, стремившейся проскочить по мосту. Все попытки овладеть мостом были отбиты. Тогда гитлеровцы переправились через Буг выше и ниже по течению и стали окружать горстку пограничников. Лейтенант приказал раненому Давыдову поспешить на заставу за подкреплением. Еще издали Давыдов увидел, как фашисты окружили группу Погорелова, услышал ожесточенную стрельбу и команду лейтенанта: «Бей их, гадов, гранатами!» Затем стрельба прекратилась.

Вечером, когда бой утих, политрук Гласов созвал коммунистов заставы. В одном из отсеков подвала собралось не более десяти человек. В полумраке, при слабом свете керосиновой лампы, белели повязки раненых, лихорадочно горели глаза людей. Но не было здесь лейтенанта Погорелова и многих из тех, кто в ночь на 22 июня находился в наряде на границе и принял неравный бой.